— Сам виноват: не пожелал покоя! — отрезал Корнуолл. — Скорей, милорд, уйдемте от грозы!

Глостер оторвал взор от решетки и затопал за Корнуоллом в замок. Под дождем остались только мы с Кентом в промокших насквозь шерстяных плащах. Кента зримо терзала судьба старика.

— Он же совсем один, Карман. Еще и полдень не пробило, а темно, как в полночь. Лир же — там, один.

— Ох язвический язь, — молвил я. Посмотрел на цепи, уходившие на крышу привратной сторожки, на брусья, торчавшие из стен, на зубцы поверх стены — защиту для лучников. Проклял затворницу и мои акробатические штудии. Не был бы обезьяной… — Я пойду с ним. Но ты должен беречь Харчка от Эдмунда. Поговори с беломойкой, у которой шибательные дойки, она поможет. Парнишка ей нравится, что б она там ни говорила.

— Схожу помогу поднять ворота, — вызвался Кент.

— Не стоит. Присматривай за Самородком и прикрывай себе спину от Эдмунда и Освальда. Я вернусь со стариком, как получится. — С теми словами я сунул Кукана себе под камзол сзади, разбежался, подпрыгнул и повис на массивной цепи, паучьи перебирая руками, пробежал наверх, зацепился ногами за торчавший брус и пошел скакать с одной балки на другую, пока не ухватился за камень. А там еще один этаж — и я был на стене. — А крепостёнка не крепка! — крикнул я сверху Кенту и помахал. Он и глазом не успел моргнуть, а я уж перемахнул через стену и съехал вниз по цепи подъемного моста.

Старик уже добрел до ворот деревни и почти скрылся в потоках ливня. В своей меховой накидке он ковылял в пустоши, похожий на древнюю мокрую крысу.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Насмешники — хорошие пророки.

Явление семнадцатое

Правят дураки, а зовут бесноватых

— Дуй, ураган, пока не треснут щеки! Дуй! Свирепей! Ярись! — ревел Лир.

Старик уселся на вершине холма под Глостером и во весь голос ругался с ветром, как ненормальный. Молния драла в клочья небо раскаленными добела когтями, а гром своими раскатами сотрясал меня до самых ребер.

— Спускайся оттелева, скорбный головою ты штребан! — крикнул я из-под падуба невдалеке. Я вымок до нитки, замерз, и терпения на старика мне уже не хватало. — Право, стрый, помирился бы лучше с дочерьми, а? В такую ночь и умнику, и психу — обоим плохо!

— Вы, хляби и смерчи морские, лейте! Залейте колокольни и флюгарки! Вы, серные и быстрые огни, дубов крушители, предтечи грома, сюда на голову! Валящий гром, брюхатый сплюсни шар земной, разбей природы форму, семя разбросай, плодящее неблагодарных!

Старик умолк, лишь когда ударом молнии раскололо дерево неподалеку. Громыхнуло и сверкнуло при этом так, что и статуя б обделалась. Я выскочил из-под куста и подбежал к королю.

— Да, стрый, в сухом месте святая вода угодников лучше, чем на дворе такой ливень. Под кровлей-то сидеть получше, я думаю, чем здесь, под дождем, шататься?

— Не нужна мне кровля. Валяйте ж ужасную потеху! Так да свершится вся ваша злая воля надо мной!

— У кого есть кровля над головой, у того голова в порядке, — молвил я. — А тебе, стало быть, это не понадобится. — И я стащил со стариковских плеч меховую накидку, швырнул ему свой промокший шерстяной плащик и поскорей удрал обратно под куст, в относительное укрытие тяжелой шкуры.

— Эгей? — недоуменно окликнул Лир.

— Продолжай, будь добр, — молвил я. — Реви всем животом, дуй, лей, греми и жги… — как там дальше у тебя было? Я подскажу, коли собьешься.

И он продолжил:

— Чего щадить меня? Пусть боги великие, что гром над нами держат, теперь творят расправу! Могучий Тор, ты молотом своим разгладь морщины в душе моей! Волны Нептуна, раскатайте мне члены, выдрав их из сочленений! Когти Гекаты, вырвите печенку и сердцем моим отужинайте вволю! Ваал, о вытяни мне все кишки из их нечистого гнилого дома! Юпитер, разбросай ошметки моих мышц по всей земле от края и до края!

Старик прервал тираду, и пламя безумия в глазах его пригасло.