Так что настроение мое было
не таким уж любвеобильным. Пузырек этот убил все мои фантазии. Теперь, когда я знал, что у нее есть любовница, теперь, когда я знал, что она
спит с другими мужчинами во время моих возвращений в Нью-Йорк, я больше не любил ее так же сильно. А психостимуляторы наводили меня на мысль о
том, что они нужны ей, чтобы заниматься любовью со мной, так как она спала еще и с другими. Так что теперь мне ее расхотелось.
И она это почувствовала.
- Я и не знал, что ты читала Грэма Грина, - сказал я. - Фразочка насчет прокаженного без колокольчика - это довольно мило. Ты ее
приберегла, небось, специально для меня.
Ее карие глаза следили за тем, как растворяется в воздухе дым от сигареты. Светлые волосы свободно струились вниз, обрамляя ее изумительно
красивое лицо.
Ты знаешь, так и есть, - ответила она. - Ты можешь поехать домой и спать с женой, и это нормально. Но из-за того, что у меня есть другие
любовники, ты считаешь меня просто шлюхой. Ты даже не любишь меня больше.
- Я по-прежнему люблю тебя.
- Ты не любишь меня так же сильно, - настаивала она.
- Я люблю тебя настолько, чтобы заниматься с тобой любовью, а не просто трахаться.
- Да, ты хитрый, парень, - изрекла она. - Невинный хитрец. Ты только что признался, что любишь меня меньше, будто это я заставила тебя это
сказать. Но ведь ты хотел, чтобы я это узнала. Но почему? Почему женщины не могут иметь любовников и при этом любить совершенно других мужчин?
Ты всегда говоришь, мне, что продолжаешь любить жену, а меня просто любишь сильнее. Что это разные вещи. Но почему же и у меня не может быть
точно так же? И у всех женщин? Почему мы не можем иметь такую же сексуальную свободу, и чтобы при этом мужчины нас любили?
- Потому что вы наверняка знаете, что это - ваш ребенок, а мужчины этого не знают, - заметил я. Не всерьез, я думаю.
Драматическим жестом она откинула покрывало в сторону и вскочила, будто пружина, так что оказалась стоящей в кровати.
- Не могу поверить, что ты это сказал. Не могу поверить, что ты мог произнести подобную вещь. В худших традициях мужского шовинизма.
- Да я же шучу, - возразил я. - Правда. Но знаешь, ты ведь требуешь нереального. Ты хочешь, чтобы я обожал тебя, был по-настоящему влюблен
в тебя, относился к тебе как к девственной королеве. Как это было в старые времена. Однако ты отвергаешь те ценности, на которых строится
любовь, полностью себя отдающая. Вы хотите, чтобы мы любили вас как Святой Грааль, но жить ты хочешь как освобожденная женщина. И не желаешь
признавать, что если меняются твои ценности, то и мои должны меняться. Я не могу любить тебя так, как ты этого хочешь. Как я любил тебя раньше.
Она заплакала.
- Я знаю, - сказала она. - Боже мой, мы так друг друга любили. Ведь я ложилась с тобой в постель даже тогда, когда у меня были адские
головные боли. Я не обращала на них внимания, просто принимала перкодан. И мне было хорошо. Мне было хорошо. А сейчас? Если по-честному, ведь
секс перестал приносить такое же удовольствие, как раньше?
- Да, перестал, - ответил я.
Это ее опять разозлило. Она стала кричать, и голос ее напоминал утиное гоготание.
Ночка обещала быть длинной. Вздохнув, я потянулся к столу за сигаретой. Довольно непросто прикурить сигарету, когда красивая девчонка стоит
рядом таким образом, что почти щекочет твое ухо волосами на лобке. |