Уоллес поднялся.
- Благодарим за ответы на наши вопросы.
В то же мгновение поднялись Хэннон и я. Некоторое время мы стояли рядом друг с другом, и я машинально протянул руку, а Уоллес пожал ее. То
же самое мы проделали с Хэнноном. Потом мы вместе вышли из комнаты и прошли через холл к моей конторке. Они кивнули мне на прощание, спускаясь к
выходу по лестнице, а я вернулся к себе.
Я был абсолютно спокоен, не нервничал. Задумался о рукопожатии. Видимо, этот акт и снял во мне напряжение. Но почему я это сделал? Думаю,
здесь выразилась благодарность за то, что они не пытались унизить или запугать меня. Что они провели допрос в цивилизованной форме. Я
почувствовал, что у них есть ко мне некоторая жалость. Я был очевидно виновным, но в очень малом масштабе. Бедный жалкий клерк, тянущийся за
несколькими долларами. Конечно, они посадили бы меня в тюрьму, если бы смогли, но в душе не стремились к этому. Или, возможно, это было для них
такой мелочью, что не стоило связываться. Или само преступление позабавило их. Парни платят, чтобы поступить в армию. И я засмеялся. Сорок пять
тысяч - это не несколько жалких баксов. Я одурманился жалостью к самому себе.
Вскоре после моего возвращения в конторку в дверях появился майор и поманил меня. Майор был в форме и со всеми наградами. Он воевал на
Второй Мировой войне и в Корее, и на груди у него было, по крайней мере, двадцать лент.
- Как ты выкрутился? - спросил он, слегка улыбаясь.
Я пожал плечами.
- Полагаю, нормально.
Майор с удивлением покачал головой.
- Они мне сказали, что это длилось несколько лет. Как же вы, ребята, это проделывали?
Он восторженно потряс головой.
- Я думаю, что все это дерьмо собачье, - сказал я - Я никогда не видел, чтобы Фрэнк взял с кого-нибудь хоть цент. Просто какие-то парни
разозлились, что их снова призвали на активную службу.
- Да - сказал майор. - Но в Форте Ли издают приказы, чтобы переправить сотню таких парней в Нью-Йорк для показаний перед гранд-жюри. Это
тебе не дерьмо собачье. - Он с улыбкой уставился на меня, - В какой дивизии ты воевал с немцами?
- Четвертая Бронетанковая, - ответил я.
- На твоем счету Бронзовая Звезда, - сказал майор. - Немного, но кое-что. - На его груди среди лент были Серебряная Звезда и Пурпурное
Сердце.
- Да, немного, - сказал я. - Я эвакуировал французских гражданских лиц под артобстрелом. Не думаю, чтобы я убил хоть одного немца.
Майор кивнул.
- Немного, - согласился он. - Но больше того, что совершили эти ребята. Так что если я смогу помочь, дай знать. Ладно?
- Спасибо, - поблагодарил я.
Когда я вставал, чтобы уйти, майор сердито сказал, почти что самому себе:
- Эти два недоноска начали задавать мне вопросы, а я велел им проваливать. Они думали, что я тоже могу оказаться в этом дерьме. - Он
покачал головой. - Ладно, - посоветовал он. - Береги жопу.
***
Любительская преступность не окупается. Я начал реагировать на события, как герой фильма, демонстрирующего муки психологической вины.
Каждый раз, когда в неурочный час в моей квартире раздавался звонок, сердце во мне екало. Я думал, что это полиция или ФБР. Конечно, это
оказывался кто-нибудь из соседей или подружки Валли, забегавшие поболтать или что-нибудь одолжить. |