— Пока не попью, не пойду, — уперся Бен. — В горле пересохло.

— В горле, которое скоро тебе перережут.

— Все апостолы такие злые? Никогда бы не подумал.

Петр больно толкнул в плечо.

— Иди, пей, акун. В последний раз.

Бен вошел в узкое пеналообразное помещение с надписью «Буфет». Ну-да, кафе тогда только появились, и до Новоапрельска новшество дошло не сразу. За прилавком с двумя герметичными цилиндрами, напоминающими миниатюрный нефтеперегонный завод, стояла толстая тетка с круглым шиньоном на голове. Казалось, что у нее две головы. Мода.

Бен рассчитывал, что пара охранников останется на улице, но не угадал, вошли все.

Продавщица хмуро уставилась на них. Бен отвык, чтобы продавщицы были такими старыми.

— Что надо? — неприветливо спросила тетка.

— Морковного сока! — хохотнул апостол.

— Шутки шутить вздумал! А ну вали отсюда, пока милицию не позвала!

Едва Бен успел подумать, что это мог бы быть выход, но сметливый Петр уже тут как тут.

— Не советую, зачем нам мертвые милиционеры? Они то чем виноваты? Мы полгорода вырежем, если надо, так и знай.

Витрина заслонилась подъехавшим хлебным фургоном.

— Что это с ними? Мне хлеб только вчера утром привезли, — недоумевала продавщица.

Бен с изумлением узнал в подъехавшей машине "губчатого энцефалита". В буфет с деловым видом зашли Винипеникс и Шпрехен-Шухер, озадаченно посмотрели на часы.

— Рано приехали, — констатировал Винипеникс. — Может, Мама ошиблась?

Шпрехен-Шухер пошуршал бумагами, и «успокоил», что ошибки нет и должно быть два трупа. Бен судорожно сглотнул. Не хотелось верить, но по всему выходило, что один из них будет принадлежать ему.

— Так будете заказывать или нет? — взъярилась тетка. — Что за день сегодня?

Бен подошел и положил на прилавок раритетную монетку. Тетка помыла в фонтанчике стакан, вспрыснула сироп и разбавила газировкой. Бен взял сверкающий стакан. Он иногда видел такой в ностальгических снах и мечтал вновь почувствовать на губах вкус божественного любимого с детства напитка. Резко обернувшись, Бен запустил полным стаканом в лицо ближайшему апостолу. Как и было задумано, стакан раскололся, а апостол на непродолжительное время ослеп, потеряв возможность активно действовать. Он оказался на пути остальных, чем отрезал их от Бена.

Не теряя времени, Бен полез через прилавок.

— Куда в ботинках! — завизжала тетка.

Напротив прилавка на стене была прибита незатейливая деревянная полка с единственным продуктом: трехлитровыми банками с маринованными огурцами и луком.

Бен успел взять и швырнуть одну, но лезший через прилавок Петр успел увернуться.

Времени, чтобы схватить следующую, не было. Бен ухватился за полку обеими руками, согнул ноги в упор и резко распрямил их навстречу лезущему через прилавок мурлу.

Руки апостола соскользнули с прилавка и перед тем как улететь навстречу полу, он застыл в воздухе, словно распятый на невидимом распятии. Фома лез сбоку. Дорогу ему преградила негодующая тетка, которой он не сразу смог с маху приложить из-за обнаружившихся роскошных форм последней. Зато Бен схватил еще одну банку и дал ему по куполу. Банка разбилась чересчур быстро и без заметного урона для противоборствующей стороны. В руке осталось горловина с торчащими стеклами. Бен отважно ткнул им Фому. Хотел в глаз, но смелости не хватило, рука дрогнула, скользнула ниже. Фома ухватился за горло и, опустившись на корточки, приник к стене, на которой с каждым толчком крови возникал очередной бутон.