Я не понимала и половины из того, что он сказал мне тогда. Я и сейчас не все понимаю. Но… Он, мой брат, князь Вереска Ллаэслин ар Лиах-Эмэ, поручился за такое невнятное ничтожество, как я, своим именем и кровью, а это больше, чем жизнь и честь. Хотя бы это я была в состоянии понять…

… Эти «ближайшие несколько лет» на поверку оказались пятнадцатью годами практически непрерывного пребывания в воинской школе, и наполнены они были, естественно, учебой и тренировками. Ллаэслин не шутил насчет меня. Первый год… хотя, даже, наверное, первые два года слились в один сплошной черно-красный кошмар — пот, ломота в костях, постоянная тупая боль во всем теле, недосыпание и холод ночами, сырость и распухшая от занятий голова. Дрожащие руки, разбитые костяшки и сорванные ногти. В первый месяц есть хотелось постоянно, до безумия, до тихого воя. Есть и спать. Или — упасть, и пусть меня добивают.

Не отступать и не сдаваться… хм… Я бы сдалась и отступила, и вовсе не честь или стыд остановили меня. Мне было плевать на честь и достоинство сидхи, мне было плевать на обещание Ллаэслина собственноручно убить меня. В очередной раз падая на Полосе или скорчившись на песке Площадки, получив удар тяжелым тренировочным клинком в живот, я не думала о чести и гордости. Я просто вставала — или меня поднимали, за руку или за шкирку, как придется. Они, мои товарищи, мои братья. Те, кто стал и честью, и жизнью, и опорой для меня…

Конечно, для них, двенадцати юных сидхэ, что стали для меня… ну да, семьей, я была обузой. Иначе и быть не могло — слишком тяжело мне давалось то, что у них получалось играючи. Почему они меня не бросили, почему не пришли все вместе к Ллаэлину или Леадарну, нашему наставнику, главе Дома Рассвета, и не потребовали убрать из отряда это неуклюжее недоразумение — кто знает? Я — не знаю, и никогда не узнаю и не пойму, за что и почему они полюбили меня. Второе одеяло ночью и лишний кусок мяса в миске… или руки, подхватывающие с двух сторон и не дающие упасть. Очередной ночной марш-бросок по осенней распутице, ноющие плечи и поясница, неподъемный заплечный мешок и снаряжение, вязнущие в грязи ноги — и вот один забрасывает на плечо мой мешок, другой отбирает щит, третий — тайком сует флягу… и только хмурое: «Шагай!» и рука, сжимающая запястье…

Да, я была княжной, но разве в этом дело? Одним из этой дюжины был Лиэ Лиэх?хэль, мой двоюродный брат и наследник моей матери, а уж если кто и имел право на поблажки в соответствие с титулом, так это он. Или Хэлгэ из Дома Рассвета, племянник и наследник Леадарна. Или Кэрвес, единственный, кто выжил из правящей семьи Дома Звезд, полностью вырезанной в набеге тоэрк.

Я была девушкой, но не единственной в нашем лагере, нет, были юные сидхи и в других отрядах. Их было меньше, чем юношей, конечно… и среди них не было полукровок. И — возможно, дело в этом? — их не муштровали столь жестоко, наравне с юношами, как меня. Воительницы не редкость среди винлэс сидхэ, но в большинстве своем эльфийки предпочитают лук или легкие «женские» мечи, а меня… Нет, я понимаю, что Ллаэслин и Леадарн были правы. Они словно бы испытывали на прочность — тогда мне казалось, что только меня. На самом деле — всех нас. Дюжина и одна. Тринадцать. Их они испытывали тоже.

Что ж, время показало, что мы прошли испытание с честью, мои братья-по-мечу и я.