Приостановив опись, как только сумма превысила долг и обеспечила так же и «судебные расходы», пристав сказал:

 – Сообразите, г-н Воронин, – не можете ли вы уплатить весь долг в течение семи дней? Если можете и дадите в том подписку, то я могу и не накладывать печатей и вещи оставить у вас же на хранении, под вашу расписку… и не публиковать об описи… Если же не можете в течение семи дней внести всю сумму долга, то я наложу печати, публикую… Кроме того по закону, от взыскателя зависит, оставить ли вещи на хранении у должника или вывезти в другое место…

 Сергей Петрович на минуту задумался. «В течение недели можно будет продать что-нибудь»… – решил он, воспрянул духом и твёрдо сказал:

 – Через семь дней, а может быть и раньше, я уплачу мой долг сполна.

 Когда пристав и Кусанов уходили, Сергей Петрович попрощался с приставом за руку и только ответил небрежным кивком на довольно усердный поклон Кусанова.

 VI

 Через два дня после описи имущества, Сергей Петрович был в Москве и звонил у шикарного подъезда на Мясницкой. Швейцар открыл дверь.

 – У вас живёт художник Грошев, из Петербурга?

 – Да-с, они у нас гостят.

 – Он дома?

 – Дома-с.

 – Передайте карточку и возьмите у извозчика маленький тюк… только осторожно, – там картины, – не попортите рамы…

 Было десять часов утра. В это время Грошев в Петербурге в своей мастерской работал, дорожа каждым часом дневного света.

 Сергей Петрович вошёл в переднюю дома одного из богатейших москвичей, – архимиллионера Дарина, у которого гостил петербургский художник Грошев.

 Швейцар, предварительно нажав кнопку звонка, помог Сергею Петровичу снять пальто.

 Явился лакей, швейцар передал карточку лакею и сказал:

 – Они к г-ну Грошеву.

 Оставив тюк с картинами у швейцара, Сергей Петрович стал подниматься вслед за лакеем по широкой лестнице, устланной толстым плюшевым ковром. В полутьме по сторонам лестницы чахли дорогие экзотические растения. На стенах висели огромные картины, которые нельзя было теперь рассмотреть: окно с живописью на стёклах давало мало света. На эти картины мимоходом смотрели вечером, когда горела небольшая электрическая люстра. Хотя дом Дариных был только в два этажа, но была устроена подъёмная машина. Каретка этой машины с зеркальными стёклами в окнах оставалась поднятой на верхнем этаже, чтобы служить болезненному старику Дарину, когда он вздумает спуститься вниз. Цепи и под самым лепным потолком колесо подъёмной машины лишали уютности роскошную лестницу и портили общее впечатление.

 Верхняя площадка лестницы переходила в полукруглую комнату. Здесь были все стены унизаны картинами разных размеров в ярких золочёных рамах; картины были и на полу, – по несколько штук приставлены были к разным углам, нагромождённые одна на другую. Этим ещё не нашли места в огромной квартире мецената, собирателя картин – Дарина; все стены всех комнат уже были увешаны картинами. У камина – дорогие бронзовые часы, канделябры. В открытую дверь виднелся большой зал с роялем, с картинами на стенах.

 Лакей попросил Сергея Петровича обождать в полукруглой комнате и пошёл с карточкой в маленькую одностворчатую дверь, которую сначала не заметил Сергей Петрович в углу комнаты.

 Лакей сейчас же вернулся и сказал:

 – Они ещё почивают. Прикажете разбудить или подождёте? Они скоро и сами встанут, должно быть…

 – Подожду.

 Сергей Петрович решил посидеть и собраться с мыслями, пока проснётся Грошев. Очень был расстроен Сергей Петрович.