- А где же вы закопали те драгоценности? - нетерпеливо, с дрожью в голосе перебил брата Лаци,

- У князя был небольшой нежилой домишко в Дюлафехерваре, построенный еще его отцом для одного старого управляющего имениями. Там мы и закопали медный котел.

- Боже правый! - воскликнул Лаци, едва устояв на ногах.

Схватившись за голову, он забормотал что-то невнятное.

- Ты что-то сказать хотел, братишка? - спросил Иштван.

Лаци взглянул на него остекленелым взглядом и, словно подстрекаемый каким-то невидимым духом, готов был уже во всем сознаться, но тут залаял черный пес и помешал его доброму намерению.

"Что толку, если я и расскажу? Делу этим не поможешь, брат лишь станет вечно упрекать меня за происшедшее", - подумал младший из братьев, а вслух сказал:

- Нет, ничего. Только давай пойдем дальше. Надо поскорее добраться до войск императора, там мы будем уже в полной безопасности.

- Как? Я тебя не понимаю. Ведь мы же не бежали? Меня же просто отпустили на свободу.

- Да, как же! У Кручаи на руках твой смертный приговор! А освободил я тебя обманом, который рано или поздно откроется, и тогда - пропали мы оба.

- Как же ты смог обмануть Кручаи? Просто ума не приложу.

- Не мучь меня расспросами. Придет время - расскажу.

- Это уже хуже, - помрачнев, заявил Пишта.

- Хуже не хуже, а одно-то уж, верно, хорошо: господину Кручаи будут из-за этого неприятности.

- Что же нам теперь делать?

- Поступим оба в императорское войско.

- Нет, этого я не стану делать. Я пойду добиваться правды.

- Трудненько будет.

- И все же пойду. Только не знаю, с чего начать.

К вечеру они добрались до села Олиски, где Пишта первым делом сбрил свою лохматую, отросшую в каземате бороду.

- Как ты изменился! - воскликнул Лаци, оглядев красивого, стройного юношу. - Вытянулся за эти два года. Никто и не узнает теперь тебя.

- Этого-то я и хочу, - тихо сказал Пишта. - Чтобы никто меня не узнал.

Глава XIII

ТОТ, КОГО НЕ БЕРЕТ ПУЛЯ

Изо всех куруцских командиров, присоединившихся к Ракоци еще в Бескидах, сразу же, как только князь перешел польско-венгерскую границу, самую громкую славу снискал себе бригадный генерал Ласло Очкаи. Слава эта была куплена обильной кровью лабанцев. Рассказы о его храбрости, подобно более поздним сказаниям о слепом Боттяне[] или Имре Безереде[], в виде легенд распространились по всей Венгрии: не брала потому, мол, его сабля, что он на поясе носил особый талисман - круглую металлическую пластинку с кабалистическими надписями с обеих сторон: "Sator Arepo tenet Opera Rotas"[]

Но известнее всех этих увенчанных славой куруцских вожаков был Иштван Магдаи: любимец солдат, герой народных песен, краса полков Боттяна.

Об Иштване Магдаи ходило поверье, что тело его не берет пуля и что обычный, рожденный от женщины человек не может поразить его, потому что он, Магдаи, смазан жиром ящерицы, пойманной ровно в полночь под святого Георгия.

Кто он, откуда родом - никому не было известно.

Сам Боттян мог о нем сказать только, что произвел его из рядовых в прапорщики во время осады Эршекуйвара. Позднее, видя его поистине львиную храбрость в боях, он назначил Магдаи командиром одного из своих отрядов.

"Удивительный воин! - писал о нем Боттян в 1705 году из-под города Тата графу Берчени, который тоже заинтересовался Магдаи. - Недавно во время штурма пуля оцарапала ему ногу. Однако Магдаи не разрешил снять с себя наполнившийся кровью сапог. "Грешно было бы пошатнуть веру солдат в то, что пули не берут меня. Пусть лучше уж я помучаюсь немного".