Я не слышала этот голос давным-давно. Это был голос моей старшей сестры.
— Юля, ты? — разом охрипла я.
— Я, Олесенька, я!
— Боже мой, ты где?
— Я в Москве, еле нашла твой телефон! Я хочу тебя видеть!
— Ты… маме звонила?
— Нет, и ты не смей! Я хочу видеть тебя и только, я в Москве проездом, уезжаю послезавтра. Олеська, маленькая моя, как же я соскучилась!
— Юлечка, миленькая, ты где? Давай я сейчас приеду, говори адрес! Ты в гостинице? В какой? Боже мой, неужели это ты? Сколько ж мы не виделись? Лет двадцать, нет, больше? Какой ужас!
— Я видела тебя по телевизору… Ты стала такая… совсем другая… И я вдруг поняла, что ты-то ни в чем не виновата, и меня такая тоска охватила. Ты — писательница… Надо же…
— Юля, говори, куда приехать?
— Нет, Олеська, давай завтра… В два часа можешь?
— Господи, конечно, могу! Но тогда, может, ты ко мне приедешь?
— Нет, это потом, давай встретимся… какой у вас тут хороший ресторан есть? Пообедаем… поговорим… на людях… А то в домашней обстановке мы просто разревемся как две дуры… Олеська, у тебя есть дети?
— У меня сын, Гошка, ему четырнадцать… Такой парень…
— Привези фотографии, ладно? А муж кто?
— А мужа нет, мы развелись…
— И это правильно, сестренка! Господи, как я хочу тебя видеть…
— Юлька, говори, где ты, я сейчас же приеду!
— Нет, у меня завтра утром деловая встреча, я должна выспаться…
— Ну как угодно…
— Олеська, не обижайся, я правда не могу… Завтра в два… У тебя есть мобильный телефон?
— Конечно!
— Записываю!
Я продиктовала номер.
— Я позвоню тебе не позже одиннадцати и скажу, где мы встретимся, договорились?
— Да! Юлька, почему ты не хочешь сказать, где остановилась? Конспирация?
— Да нет, просто я у подруги…
— Ну, ладно, главное, ты в Москве, и мы завтра увидимся!
— Только поклянись, что ей ничего не скажешь!
— Клянусь!
Это был, кажется, восемьдесят четвертый год…. Или восемьдесят второй. Но тогда вышло постановление или вернее негласный указ, о если не запрете, то о максимальном сокращении частных связей с иностранцами. Никто не мог знать, что советская власть скоро прикажет долго жить.
Юлька тогда заканчивала университет, она была красивой, веселой, жизнерадостной… И у нее случился роман с американцем. Его звали Ричард, Дик… Я хорошо помню его, он был, по моим представлениям, настоящим стопроцентным американцем, с ослепительной улыбкой в тридцать два безупречных зуба, загорелый, мускулистый, широкоплечий… Он приехал в Москву в гости к дяде, знаменитому композитору, жившему в нашем доме. Жена композитора познакомила Дика с Юлькой, и они сразу влюбились друг в друга, что ужасно не понравилось маме. И она попробовала запретить дочери встречаться с американцем.
— Не смей мешать моему счастью! — кричала Юлька. — Я его люблю!
— Какая любовь? Ты ж его совсем не знаешь! Он уедет, и ты никогда больше его не увидишь! И вообще…
— Он хочет на мне жениться! И я согласилась, вот!
Разговор происходил при мне, и я помню как побледнела мама.
— Замуж? Ты что, спятила? Замуж! За иностранца, тем более, за американца. А если он шпион? Если провокатор?
— Мать, опомнись! На дворе другое время!
— Много ты понимаешь! А о нас ты подумала? Что будет с Олеськой? Ее не примут в институт!
— Подумаешь, она ж не парень, в армию не заберут!
— А, ладно, тебе никто не позволит выйти за него. |