|
Ни до чего они не договорились, и он, Семенов, в тот же день отправил два доклада — в крайком и министерство. Так началась война между ним и Марковым. И на первом этапе этой войны Марков был крепко бит — он получил указание восстановить на работе большинство обиженных. Дураком он не был и против рожна не попер, но злобу затаил. Потом пошли долгие напряженные месяцы борьбы за план и за улучшение качественных показателей. Эта борьба сблизила их. Никто не скажет, что они скверно работали: Марков хозяйственник, конечно, неплохой, а Семенов здорово помогал ему. Это были лучшие дни в их отношениях — вся парторганизация была мобилизована, все люди жили только одним — дать повышенный план, улучшить качество. И мало того, что они вытягивали план — план каждый месяц увеличивался, а они его перевыполняли. Марков был неутомим — в его кабинете на стене висела таблица технологических показателей других заводов, он каждый день рассматривал ее, чуть ли не каждого посетителя подводил к ней. И тут произошло радостное событие, это было в первых числах ноября 1953 года: из министерства пришел приказ с благодарностью — по основным техническим показателям заводы комбината обогнали, наконец, четыре других родственных предприятия. Тогда впервые Марков дружески хлопнул Семенова по плечу.
— Неплохо мы с тобою поработали, Василий Петрович, — сказал он довольный. И, не удержавшись, по обыкновению прихвастнул: — Первое место в стране — начало хорошее, но лишь начало. Очень скоро он показал, что все это были только слова. Добившись хороших показателей, он забыл, что победу нужно закрепить. Он совсем забросил производство. На шахте, на руднике, в цехах его неделями никто не видел. Он просиживал дни в лабораториях, не вылезал из опытного цеха, наезжал к проектантам, прямо из машины шел не в кабинет, а в технический отдел. Все это, конечно, сказалось — срочные бумаги залеживались, доклады в Москву шли неаккуратно, люди размагничивались. В результате обогатительная фабрика сорвала месячный план, срыв был незначительный, всего полтора процента не дотянула, но суть была не в этом, а в самом факте. Пришлось ему, Семенову, кое-кому хорошенько всыпать — это не понравилось. На бюро горкома заслушали доклад Маркова, содоклад Шадрина — Маркову поставили на вид, Шадрину влепили «строгача». Смешно и неприятно было слушать, как Марков, оправдываясь, наводил тень на плетень, лепетал что-то о технической политике, о завтрашнем дне, пытался уязвить Семенова словами: да поймите, надо крупные задачи решать, а вы в мелочах путаетесь. — Основной закон у нас — план. Если не умеете закрепить успеха, вас надо призвать к порядку, — так сказал он, Семенов. И пригрозил: — Не повернешься лицом к плану, Алексей Антонович, примем более серьезные меры. Марков уехал взбешенный. Но накачка подействовала — на следующий день он появился на обогатительной фабрике, провел собрание. Ему помогло и то, что в опытном цехе разработали новый метод — вместо классификаторов применили гидроциклоны. Марков весь механический завод перевел на производство гидроциклонов, успешно провел их монтаж на фабрике, это и спасло — классификаторы план начисто проваливали, а гидроциклоны оказались более производительными. Но уже после этого заседания горкома Марков по возможности старался не встречаться с Семеновым. А затем произошел окончательный разрыв. Пришла правительственная директива сократить аппарат на двадцать пять — тридцать процентов. И тут сразу обнаружилось, что Марков ничего не забыл и ничему не научился. Сокращение аппарата было большой общественной кампанией, так ее понимал он, Семенов, — сокращаемых переводили на производство, направляли на курсы для переквалификации: безработицы не создавали. А Марков превратил эту работу в сведение личных счетов с неугодными ему людьми, и в горком снова посыпались заявления. |
