Роман Уманцев глубоко и прерывисто вздохнул:

— Да я ничего. Согласен, что заманчиво там поработать. Да вот жена, дети…

— Короче, ночь на обдумывание.

— А с женой можно посоветоваться?

— Фу!.. — поморщился Мальцев. — Ну откуда эта привычка советоваться с женами? Тебе предлагается дело, отчасти возможность совершить что-то значительное, то, чем можно гордиться. А ты — с женой посоветоваться. Ну ты можешь себе представить, чтобы генерал перед сражением или партийный секретарь перед принятием решения шел за советом к жене. Ну что она понимает! Вот скажи, что?

Уманцев кивал головой, пожимал плечами, но резонного ответа не нашел.

— Я тебе одно скажу: никто кроме нас с тобой не должен знать об этом разговоре.

«Вот ведь все равно своей бабе расскажет. Ой, мельчают мужики. Ой, мельчают. Чуть что — с женой посоветоваться», — негодовал в душе Мальцев.

— Ну иди! — положил он руку на плечо Уманцеву. — И много не думай. Что тут думать, ехать надо.

* * *

Уманцев вышел встревоженным. Глаза его блестели, сердце учащенно билось.

«Ехать — не ехать?! — кусал он губы. — Андрей, так тот с радостью поехал. Мир, говорил, посмотрю. А то только командировки в Якутию, надоело».

— Ну а там-то, что? Ведь война. Могут убить, — вспомнил Роман не столь давний разговор с другом.

— Да ладно, убить! — отмахнулся Андрей. — Там мир, другой мир, понимаешь? Ну, — он понизил голос, — тот, другой, запретный для нас. Мы — это кусок земли, окруженный со всех сторон колючей проволокой, а там — весь остальной мир.

— Тоже мне нашел, что смотреть. Отсталая, да еще разрушенная войной страна.

— Что ты понимаешь! — возмутился не на шутку Андрей. — Там были португальцы. Завоеватели! Там остался дух авантюристов, там свобода!

с горящими глазами, прерывающимся от волнения голосом продекламировал, тем не менее не забыв понизить голос, в курилке на лестничной площадке между последним этажом и чердаком Андрей.

Роман усмехнулся:

— Это, наверное… — пытаясь вспомнить, почесывал он подбородок, тот поэт, который был запрещен.

— Да тот! И знаешь, сколько еще их таких, запрещенных!

Уманцев перегнулся через перила, чтобы посмотреть, никто ли не подслушивает их снизу.

— Слушай! Хочешь со мной? — Андрей попросил жестом не прерывать его. — Я уже придумал, как. Я скажу, что ты необходим. У тебя есть интересные разработки…

— Нет! — категорически отказался Роман. — У меня дети. Нет!

— Как хочешь, — разочаровано протянул Андрей. — Но только такая возможность может больше не представиться за всю твою жизнь. Так и просидишь за решеткой.

— Сейчас уже есть подвижки в отношениях с Западом. Перестройка, все-таки, — заметил Уманцев.

— И ты в это веришь? Рома, очнись! Тебе тридцать четыре года. Ты ничего кроме своего городка на Кубани, Москвы, Сочи и Якутии не видел.

— Но я многого добился. Остаться после окончания института в Москве, это не так-то просто.

— Ну и я остался. А дальше, что?

Андрей Варичев уехал.