Чудное у него лето, из одной колеи выбился, а в другую не попал. Он привык работать для общества, а этим летом приходится работать только на себя.

Вернулся из Малоархангельска и сразу почувствовал себя не в своей тарелке, от него отвыкли в Успенском, Ознобишин в Успенском теперь хоть и не чужой, но и не свой.

А Данилочкин твердит одно:

— Учись, учись.

В Успенское приехал инструктор укомпарта Кислицын, Слава встречался с ним в Малоархангельске. Пожилой и неразговорчивый Кислицын до того, как перейти на партийную работу, служил землемером, в укомпарте занимался вопросами сельского хозяйства.

Как-то вечером, вернувшись домой, Слава увидел Кислицына с почтмейстершей на скамейке у входа на почту.

— Ба, кого я вижу! — воскликнул Кислицын. — Товарищу Ознобишину привет!

— Вы ко мне?

— Нет, нет, приехал по поводу уборочной кампании, а сюда попутно зашел, узнать, как работает почта.

Судя по истомленному виду почтмейстерши, Кислицын замучил ее расспросами.

— А как ты поживаешь, товарищ Ознобишин? — поинтересовался Кислицын и похлопал ладонью по скамейке, приглашая Славу сесть.

Разговорчивостью Кислицын не отличался, а тут вдруг засыпал Славу вопросами: как живет, как относится к нему волкомпарт, не загружают ли поручениями, готовится ли в университет…

Вера Васильевна позвала пить чай, Кислицын отказался:

— Благодарствуйте, пора в исполком, и так задержался, вижу, товарищ Ознобишин идет, ну как не поговорить…

Слава, однако, в случайность встречи не поверил.

— А вам ничего не говорили обо мне в укоме? — спросил Слава. — Относительно путевки там или еще чего?

— Чего не слышал, того не слышал. Просто думаю, что тебе сейчас самое святое дело — учиться.

Кислицын зашагал к волисполкому, а Слава остался сидеть на скамеечке.

Время шло, а Слава все не мог решить, кем ему стать — дипломатом или адвокатом, или же, как советовал, Шабунин, идти во врачи.

Не оставляла его в покое и Вера Васильевна:

— Слава, иди пить чай!

— Ах, мамочка…

Придвигала кружку с молоком.

— Ты же звала пить чай?

— Молоко полезнее.

Слава подчинялся, пил молоко, топтался возле вешалки, потом решительно надевал куртку, ночью бывало прохладно, особенно если они с Марусей проводили ночь на берегу Озерны.

Вера Васильевна обязательно спрашивала:

— Ты к Марусе?

— А куда ж еще, — неизменно отвечал Слава.

— Ах, Слава, — вздыхала Вера Васильевна, — тебе надо готовиться.

— Считаешь меня стрекозой?

— Я беспокоюсь о тебе.

— А ты не беспокойся.

— Надо думать о своем будущем.

— О моем будущем позаботится укомпарт.

— Тебя там забыли…

Мама права, соглашался про себя Слава, и шел к Марусе.

Она его хоть и ждала, но не сидела без дела, когда он приходил, она или доила корову, или вместе с отцом готовила резку для скота, или прибирала в сенях, но приближение Славы угадывала, выбегала навстречу, звала в избу, ставила перед ним крынку с молоком.