Я растерянно моргнула.

— О котах?

— Да, они мне не нравятся.

— Это твоя теория?

Он рассмеялся.

— Нет, послушай. Мне не нравятся коты, но, когда я прихожу в дом, где они есть, они всегда садятся на меня.

— Потому что принимают тебя за мебель.

Он рассмеялся громче.

— Неплохая попытка. Но моя теория такова: анти-кошачьи флюиды были бы странными для людей, потому что любому не по себе, когда он чувствует чью-то неприязнь, но, может, для кота эти флюиды приятны.

— Котам нравятся негативные эмоции? – спросила я.

— Именно. Им что-то нравится в напряжении.

Я обдумала это.

— Если так, то коты – зло.

— Я даже не сомневаюсь. Просто пока не нашел корень зла.

Я посмотрела на него.

— Как по мне, коты милые. Они не жадные и умные. И крутые.

— Ошибаешься.

Я расхохоталась от этого, позволила смеху прогнать остатки напряжения из-за отца и рассказанного Сэмом. От одной лишь мысли об этом грудь немного сдавливало.

Может, Сэм это ощутил, потому что сжал мою ладонь. И я поняла, что угадала, когда он произнес:

— Прости, но твой отец – козел.

Я издала удивленный смешок.

— Прости, но и твой тоже.

— Я больше не буду смотреть фильмы с Яном Батлером, — Сэм сделал паузу. – Кроме «Шифра», потому что этот фильм просто бомба.

— Эй!

— Прости, Тейт, ничего не поделаешь.

Похоже, мама что-то сказала бабушке – например, быть со мной не такой строгой, дать повеселиться или что-то еще – потому что без ее жалоб и возмущений Лютер и Сэм стали нашими постоянными спутниками в Лондоне. Каждое утро я вскакивала с кровати и быстро собиралась, спешила сесть напротив Сэма, погулять по городу вместе, увидеть его. Мы часами по ночам разговаривали в саду. Он рассказал, что, кроме первых двух лет, всю жизнь провел в маленьком городе, но у него было полно разных историй и теорий, чем у всех моих знакомых.

Каждое утро за завтраком они садились напротив нас: Сэм — с полной тарелкой и игривой улыбкой, а Лютер — только с кофе. На улице они на пару шагов от нас отставали, боролись с огромной картой, которую хотел использовать Лютер, и спорили из-за метро, когда станция «Паддингтон» оказалась закрытой.

В пасмурный день мы прятались от дождя в Национальном историческом музее. Лютер сочинял забавные – и очень громкие – истории о каждом динозавре в Синей зоне, и даже смог уговорить бабушку оставить планы на обед в старом отеле, который она нашла в справочнике. Мы ели бургеры в темном пабе и истерично хохотали, пока Сэм рассказывал об ужасно неудачном эксперименте с доильным аппаратом в его первую самостоятельную утреннюю смену на ферме.

Бабушка не только была не против наших товарищей по путешествию, но и наслаждалась обществом Лютера. После обеда они ушли далеко вперед, направляясь к станции «Бейкер-стрит», а Сэм поравнялся со мной.

— Что самое безумное ты совершала в жизни? — спросил он.

Я молча раздумывала, огибая вместе с Сэмом пешеходов. Вместе, порознь, вместе. Его рука задевала мою, и это не казалось случайным.

— Дом бабушки на воде, — начала я. — Он приподнят на сваях, выходит к Русской реке и…

— Ого… сваи?

— Да, река часто разливается, так что многие дома у воды установлены на сваях, —глаза Сэма округлились, и я добавила. – Не стоит представлять роскошный замок. У нас всего лишь три спальни — обычный дом на сваях. Нам нельзя прыгать в воду с крыльца, потому что очень высоко. Река там довольно глубокая, но пальцами ног всегда можно задеть дно, и глубина менялась каждый год.