Когда-нибудь мы прыгнем, а там будет одно лишь дно.
Сэм задел мою ладонь, когда мы обошли мужчину на тротуаре, и в этот раз вышло случайно: Сэм тихо извинился. Я хотела дотянуться до его руки и сохранить контакт.
— Мы с Шарли прыгали с крыльца, когда оставались одни. Не знаю даже почему.
— Конечно, знаешь.
— Чтобы испугаться?
— Ощутить вспышку эмоций, да, — он улыбнулся мне. – О чем ты думала, когда прыгала?
— Просто…— я покачала головой, пытаясь вспомнить свои ощущения. – Просто больше ничего в тот миг не существовало, понимаешь? Ни школы, ни парней, ни драмы, никаких дел. Просто прыжки в холодную воду, ощущение безумства и счастья после.
— Ты милая, если это твой самый безумный поступок.
Я не была уверена, радовалась ли от того, что он назвал меня милой, или смущалась из-за того, что была такой послушной. Я судорожно вдохнула и рассмеялась.
— Ты меня знаешь,— хотя странно, но казалось, словно он меня действительно знал. – А у тебя?
Сэм хмыкнул.
— Опрокидывал коров. Пил пиво посреди поля. Участвовал в странных гонках и играх среди кукурузных полей. Пытался построить аэроплан,— он пожал плечами. – Не знаю. На ферме сходить с ума просто.
— Да?
— Ага. То есть, — он обогнул мужчину, уткнувшегося в телефон, — все в Идене говорят, когда живешь вдали от шумных городов, невозможно попасть в беду, и родители спокойно отпускают детей, словно, если они нас не видят, ничего плохого не случится. Что с того, если они выпьют пива в поле? Но от таких их мыслей… порой это казалось вызовом.
— Ты хоть раз получал травмы?
Сэм покачал головой.
— Похмелье было. Как-то раз подвернул ногу. Но обычно мы целой толпой просто валяли дурака. Почти все девушки в округе были намного умнее нас и могли легко нас побить. Так что далеко мы не заходили.
Бабушка развернулась и ждала, пока мы догоним.
— О чем говорите?
Я улыбнулась Сэму.
— Он рассказывает, как пил пиво в поле, ставил подножки коровам и строил аэроплан.
Я ждала, что Лютер возмутится, но он лишь гордо кивнул.
— Тот аэроплан почти полетел, да?
Сэм посмотрел на меня с улыбкой. Он знал, что я пыталась сделать – навлечь на него наказание — и когда бабушка и Лютер развернулись, он ткнул пальцем мне под ребра и пощекотал.
— Похоже, у тебя ничего не вышло, хулиганка.
* * *
Мама позвонила той же ночью, когда я собиралась к Сэму. Я взяла телефон с собой, не желая будить уже храпящую бабушку.
Я все думала, испытывала ли мама одиночество, пока мы были в Лондоне, хоть и понимала, сколько у нее было работы в кафе. Несмотря на помощь в наше отсутствие еще нескольких сотрудниц, я была уверена, что маме не хватало времени на посторонние мысли. Но если в Лондоне было девять вечера, то дома было уже шесть утра. Мама должна спешить на работу, готовить все к предстоящему завтраку. Если только…
— Что такое? — тут же спросила я.
Она рассмеялась.
— Я что не могу соскучиться по своему ребенку?
— Можешь,— ответила я,— но не во время открытия кафе. Бабушка разозлится.
— Вторник,— напомнила она. – Мы закрыты. Я все еще в пижаме.
Я нажала кнопку лифта, испытывая облегчение.
— Я уже и запуталась в днях недели.
— Это самое лучшее во время отдыха.
Это вызвало укол вины.
— Когда ты в последний раз отдыхала?
Я вспомнила только, как мама взяла меня в Сиэтл на выходные чуть больше года назад. А в остальное время она счастливо оставалась в Герневилле. Как бабушка.
— Сиэтл, — подтвердила мама, и мне стало стыдно, что мы не закрыли кафе и не взяли ее с собой. |