— Он утверждает, будто лучшего вина никогда не пил. Мы должны попробовать его и сообщить Его Величеству, прав он или не прав.
Все рассмеялись над этим заявлением — ведь король никогда, ни при каких обстоятельствах не признавал свою неправоту.
Маркиз подошел к буфету, на котором стоял графин с перелитым в него портвейном. Он наполнил четыре бокала.
Тереза догадалась, что именно сейчас он добавил в бокал Гарри две капли снадобья.
Маркиз поставил перед каждым бокал с вином.
— Итак, за что мы будем пить? — спросил он.
— Давайте поднимем этот тост не за человека, а за Стоук Пэлэс, — предложила Тереза, — я знаю, вы с отцом часто пьете за его процветание, и год от года дядя Морис делает его еще прекраснее.
Маркиз вскинул свой бокал.
— За Стоук Пэлэс! И пить до дна!
Терезе он налил совсем чуть-чуть, буквально на один глоток.
Ее отец и Гарри осушили свои бокалы, и она почувствовала, будто в комнате внезапно воцарилась мертвая тишина.
Не только они — казалось, и сам дом замер в ожидании.
Сделав над собой усилие, маркиз продолжал разговор о дворце и о задуманных им преобразованиях, уже начатых в саду, но постепенно голос его стих.
И сэр Хьюберт, и Тереза поняли — наркотическое снадобье подействовало на Гарри.
Молодой человек сидел на стуле ровно, как и на протяжении всего обеда, но взгляд его стал отсутствующим.
Он смотрел куда-то прямо перед собой, не поворачиваясь к дяде, ни когда тот говорил, ни даже когда шутил.
Дрожащим голосом маркиз сказал:
— Гарри, встаньте! Молодой человек повиновался. Тогда маркиз изменившимся голосом произнес:
— Пойдемте в часовню и покончим с этим.
Сэр Хьюберт взял Терезу за руку, и они медленно двинулись к двери.
— Следуйте за ними, Гарри! — приказал маркиз.
Ей было не по себе: Гарри покорно идет сзади, не сознавая, кто его ведет и куда они направляются.
Они миновали длинный коридор, ведущий к часовне.
Часовня, также построенная по проекту Ванбурга, была расположена в конце дальнего крыла здания.
Тереза видела ее издали, когда они обходили дворец.
Теперь она с отцом вошла внутрь.
Перед алтарем, украшенным цветами, стоял священник в белом облачении.
Маркиз, шедший за ними, понял, что актер, видимо, не имея возможности подъехать вовремя, прислал вместо себя другого человека.
Сэр Хьюберт подвел Терезу к ступеням алтаря, и они остановились, ожидая, когда к ним присоединятся маркиз с Гарри и начнется служба.
Пастор был человеком средних лет, с волосами, тронутыми первой сединой.
Лицо его показалось Терезе заурядным и невыразительным, и ее занимал вопрос, какие роли он мог играть на сцене.
Практически всю службу он, видимо, выучил наизусть, так как лишь изредка заглядывал в молитвенник, который держал в руке.
Теперь наступил черед венчающихся — произнести клятву.
Маркиз, стоявший на месте шафера, подтолкнул Гарри. И когда священник, обращаясь к нему, сказал: «Теперь повторяйте за мной…» — «жених» смиренно повторил все слова клятвы.
Тереза понимала, как глупо с ее стороны волноваться, но чувствовала нервную дрожь, произнося вслед за «священником»:
— Я, Тереза Мэри Элизабет, беру тебя, Эдуард Александр, себе в преданные мужья. В болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, в радости и в печали, отныне и пока смерть не разлучит нас, клянусь быть верной тебе.
Маркиз передал Гарри обручальное кольцо, и тот надел его на палец Терезы.
Она с удивлением подумала, что оно ей впору, хотя принадлежало, наверное, его матери.
Когда «священник» соединил их руки и назвал мужем и женой и они встали на колени под благословение, Тереза почувствовала стыд и смущение от того, что они призывали благословение Всемогущего на заведомую ложь. |