Итак, первая цель Габриэля была достигнута. Он был уже не ребенком, но
мужем, который сумел себя показать и с которым приходилось считаться. К
знаменитому имени, наследию предков, он сумел приобщить славу, добытую им
самим. Один, без всякой поддержки, без всякой рекомендации, с помощью своей
верной шпаги и личного мужества он в двадцать четыре года достиг завидного
положения в свете. Наконец-то он мог с гордостью предстать и перед любимой,
и перед теми, кого должен был ненавидеть. Врагов ему должна указать Алоиза,
любимая узнала его сама. Габриэль уснул со спокойной совестью и спал крепко.
Наутро он явился к господину де Буасси, обер-шталмейстеру, которому
обязан был представить данные о своей родословной. Господин де Буасси,
человек честный, был дружен когда-то с графом де Монтгомери. Он понял
мотивы, по которым Габриэль вынужден был скрывать свой подлинный титул, и
дал ему слово блюсти тайну. Затем маршал д'Амвиль представил капитану его
роту, после чего Габриэль начал свою службу с инспекционного объезда
парижских государственных тюрем, этой ежемесячной тягостной обязанности,
лежавшей на капитане гвардии.
Начал он с Бастилии, а кончил Шатле. И в каждой тюрьме комендант
показывал ему список своих узников, объявлял, кто из них скончался, болен,
переведен в другую тюрьму или освобожден, а потом обходил с ним камеры.
Прискорбный смотр, тяжкое зрелище! Габриэль думал, что обход уже
кончен, когда комендант Шатле показал ему в своей регистрационной книге
почти пустую страницу, содержавшую только следующую странную запись,
поразившую Габриэля:
"21. Х.., секретный узник. Если при обходе коменданта или капитана
гвардии сделает хотя бы попытку заговорить, подвергнуть более строгому
режиму, в более глубоком каземате".
- Кто этот важный преступник? Можно мне знать? - спросил Габриэль
господина де Сальвуазона, коменданта Шатле.
- Этого никто не знает, - ответил комендант. - Он перешел ко мне от
моего предшественника, тот же получил его от своего. Вы видите, что данные о
времени его ареста пропущены в книге. Надо думать, он доставлен сюда еще в
царствование Франциска Первого. Я слышал, что он два или три раза пытался
заговорить. Но едва он проронит слово, комендант обязан под страхом
тягчайшей кары захлопнуть дверь каземата и перевести его в худший. Здесь
остается еще только один каземат ужаснее того, в котором теперь заключен
преступник, и он был бы для него смертелен. Нет сомнений, что с ним хотели
покончить именно вот таким способом, но узник теперь молчит. Это, конечно,
страшный преступник. С него никогда не снимают цепей, и его тюремщик
ежечасно входит в каземат для предотвращения всякой возможности побега.
- А если он заговорит с тюремщиком? - спросил Габриэль. |