|
И в самом деле: именно такая красота - лукавая, вызывающая, живая - должна была разбудить спящее сердце Генриха. Ему казалось, что эта женщина должна ему открыть какую-то неведомую науку новой жизни. Для него, любопытного и наивного дикаря, сирена эта была привлекательна и опасна, как тайна, как бездна. Диана это чувствовала. Однако она еще колебалась, не отваживалась отдаться этому грядущему из страха перед Франциском и перед Монтгомери. Но однажды король, всегда галантный и любезный с женщинами, беседовал с Дианой де Пуатье и заметил, что дофин искоса и ревниво следит за их беседой. Франциск подозвал Генриха: - Вы что там делаете, сын мой? Подойдите сюда. Застыдившийся Генрих сильно побледнел и с минуту колебался между чувством долга и страхом, а затем, вместо того чтобы подойти к отцу, сделал вид, будто ничего не слышал, и тут же убежал. - Что за дикий и неловкий малый! - покачал головой король. - Откуда у него эта дурацкая робость, Диана? Вы, богиня лесов, встречали когда-нибудь более пугливого оленя? Ах, как это несносно! - Не угодно ли вашему величеству, чтобы я излечила господина дофина от этого порока? - спросила, улыбаясь, Диана. - О, на всем свете не сыскать столь очаровательного учителя, как вы! - ответил король. - Так будьте уверены: дофин исправится, - сказала Диана, - я ручаюсь за успех. И в самом деле, она живо разыскала беглеца. Графа де Монтгомери в этот день не было в Лувре, он отправлял свои служебные обязанности. - Неужели я вам внушаю такой страх, монсеньер? Этими словами начала Диана беседу с дофином. Как Диана закончила ее, как не замечала она промахов принца и восхищалась всем, что он говорил, как он ушел от нее в полной уверенности, что был умен и очарователен, как, наконец, сделалась она его повелительницей, - этого никто не знает. Недаром все это - вечная и не передаваемая словами комедия, которая будет разыгрываться всегда, но никогда не будет написана. А Монтгомери? О, этот слепец слишком любил Диану, чтобы раскусить ее. Все при дворе уже толковали о новой любви госпожи де Пуатье, а благородный граф был все еще во власти своих иллюзий, а Диана умело и осторожно поддерживала их. Здание, ею воздвигнутое, было еще настолько шатко, что она трепетала от каждого его сотрясения, от малейшего шума. Таким образом, за дофина она держалась ради честолюбия, а за графа - ради осторожности. XX. О ПОЛЬЗЕ ДРУЖБЫ Предоставим теперь Алоизе продолжить и закончить рассказ, к которому предыдущие две главы послужили только вступлением. - До моего мужа Перро доходили слухи о госпоже Диане и насмешки над господином де Монтгомери... - продолжала Алоиза. - Но он, видя, что его господин счастлив, не знал, открыть ли ему глаза или, наоборот, скрыть от него гнусную интригу, в которую его вовлекла эта честолюбивая женщина. |
