Он не ошибся. Уже на следующее утро Мела вызвали к комиссару Одоардо Уччи в Главное управление полиции, и беседа оказалась довольно неприятной.

Хуже всего стало, когда комиссар, после серии манипуляций со своим носом, заговорил вдруг о враждебных чувствах, которые Паоло Варезе питал к своему работодателю, а после уклончивых ответов допрашиваемого проявил удивительную осведомленность о сцене, разыгравшейся в памятную для Мела дождливую ночь. Значит, уныло сказал он себе, Ванда действительно проболталась при первом удобном случае.

Он понимал, что при подобных обстоятельствах нет смысла уходить от ответа, и детально описал инцидент, утешая себя, насколько возможно, словами Сайруса о том, что раз Паоло не имеет никакого отношения к исчезновению Файла, ему ничего не смогут пришить.

Реакция Уччи последовала незамедлительно.

— Если бы вы сразу предоставили эту решающую информацию инспектору Конти…

— Решающую? Послушайте, комиссар, мы вышли из офиса через пару минут после Файла. Если бы Варезе попробовал сделать с ним что-то прямо там…

— Однако вы, сеньор, все-таки решили, что он может попытаться, не так ли?

— Верно, но очень скоро убедился, что ошибался.

— Думаю, что через некоторое время докажу вам обратное, сеньор. Точнее, до конца текущего дня. Поэтому вы и сеньора Гордон, оставайтесь, пожалуйста, в вашем отеле до этого времени. Будьте любезны, никаких телефонных разговоров, и, прошу вас, никаких посетителей.

Ближе к вечеру за ними заехал сам Уччи в полицейской машине.

— Куда мы едем? — спросила его Бетти, когда машина резко рванула с места.

— Туда, где находится ваша съемочная группа, сеньора, чтобы доказать, что загадка исчезновения сеньора Файла в действительности никогда не являлась загадкой.

— Значит, вы нашли его? Но где? Что с ним случилось?

— Терпение, сеньора, терпение, — почти игриво произнес комиссар. — Скоро вы сами узнаете ответ. Если, — добавил он мрачно, — у вас хватит самообладания.

Карабинер с автоматом пропустил их в ворота съемочной площадки; еще один, у дверей плотницкой мастерской, стал по стойке смирно, когда они вошли. За перегородкой, в конце помещения, где работал скульптор, их ждали несколько человек.

В одном конце комнаты были Сайрус и Мак-Аарон, в другом, между инспектором Конти и его подчиненным в штатском застыл, крепко сжав губы, взбешенный Паоло Варезе. А в центре, возвышаясь над всеми, на пьедестале стояло изваяние в натуральную величину.

Обезумевший Тиберий, подумал Мел, и невольно отшатнулся. Внезапная догадка молнией вспыхнула в голове. Статуя имело явное сходство со скульптурой еще не пораженного безумием императора, которую они уже отсняли и убрали туда, где хранился использованный реквизит, но еще больше бросалось в глаза тождество этих искаженных черт и лица Александра Файла, изуродованного гримасой ярости.

— Не может быть! — испуганным полушепотом произнесла Бетти. — Неужели…

— Да? — сразу отозвался Уччи, и когда она молча качнула головой, сказал: — Мне очень жаль, сеньора, но я хотел бы, чтобы вы сами поняли, почему никакой загадки в действительности не существовало. Как только я сравнил статую с фотографией сеньора Файла, мне сразу все стало ясно. Влажное пресс-папье, наложенное на лицо, воспроизводит его так точно, что даже слой глины поверх маски, как бы искусно это ни сработано, не в состоянии скрыть подлинные черты. Тем не менее, — он кивком указал на инспектора Конти, — самую важную улику обнаружил мой помощник. Почти все статуи изготовлены до исчезновения сеньора Файла. Только вот эта закончена после. Для чего ее приспособили, совершенно ясно — и в высшей степени неприятно.