— Только не мы, Сай. Выше головы не прыгнешь. Чтобы создать такую ленту, нужно много раз переделывать, переписывать, переснимать. Принцип трех «п». Ты ведь знаешь, как к нему относится Алекс?

— Да, но мы можем драться за каждую мелочь.

— Что верно, то верно.

— Мел, скажу тебе прямо: хочешь верь, хочешь нет, это мой последний фильм.

— Ерунда!

Сайрус криво улыбнулся.

— Нет, судя по тому, что говорят врачи. Мак знает, можешь сказать Бетти, но вообще, это между нами. Здесь внутри все прогнило. — Он похлопал себя по отвисшему животу. — Чудо если машина не развалится до конца съемок, не то, что до будущего года!

Вот, значит, в чем дело. Неужели, подумал Мел, человек, проживший долгую и трудную жизнь, способен на подобные сантименты? Да, теперь ясно. Сай Голдсмит умирает, жить ему осталось недолго, и «Император страсти» должен стать его лебединой песней. Его лучшим фильмом, несмотря на все выкрутасы Файла!

— Послушай, Сай, врачи могут ошибаться. Если ты вернешься в Штаты, сходишь к лучшим специалистам, скажем, в клинику Майо…

— Именно там мне и объяснили, что к чему, Мел. Просто и доходчиво. До того доходчиво, что прежде чем лететь сюда, я заглянул в Лос-Анжелес и условился что, когда придет время, меня похоронят на кладбище «Райские кущи»: большой склеп, красивый гроб и тому подобное… Самое интересное, что, подписав бумаги, я почувствовал себя гораздо лучше. Тогда я понял, почему древние римляне и египтяне так любили проверять, все ли готово к самому главному дню. Это заставляет взглянуть правде в глаза. А потом можно спокойно жить дальше.

По крайней мере до того момента, когда картина будет сделана так, как тебе хочется, подумал Мел. Вообще, если разобраться, Сайрус оказал ему величайшую честь. Многое ведь зависело от сценария, а над ним пригласили работать не кого-нибудь, а его, Мела Гордона.

— Скажи, Сай, — произнес он, — ты, а не Алекс, решил, что сценарием должен заниматься я, верно?

— Точно. Разве это не доказывает, что, когда надо, я могу выиграть с ним бой?

— Вроде бы, да. Теперь осталась самая малость — выиграть войну.

И действительно, им пришлось выдержать самую настоящую войну, разве что без стрельбы. Когда Файл получил первый вариант сценария и на его основе составил график работы, до него быстро дошло, что на площадке творится что-то непонятное. С тех пор для всех, занятых в «Императоре страсти», жизнь превратилась в сущий ад.

В том числе, как не без злорадства отметил Мел, и для самого продюсера. Впервые в жизни Файла съемки его фильма отставали от графика. Сайрус с мрачно-непреклонным видом требовал снимать дубль за дублем, пока не получал удовлетворявший его результат. Он муштровал орды варваров и римские легионы на полях за пределами съемочной площадки, так что они в конце концов пригрозили взбунтоваться, заставлял Мела переписывать один эпизод за другим, пока диалоги не становились доступными для ограниченных возможностей актеров, не теряя ни выразительности, ни смысла.

Кстати, все заговорщики выполняли двойные обязанности. Как-то само собой получилось, что Мел в промежутках между актами сочинительства занялся режиссурой съемок среднего плана. Мак-Аарон, невзирая на громкие протесты оскорбленных представителей профсоюза, отвечал за свет и звук. Даже Бетти, которая трудилась бесплатно, проводила бесконечные часы с Вандой, заставляя ее правильно произносить слова роли, так что в конце концов они видеть друг друга не могли.

Долгий рабочий день обычно завершался в кинозале, где собиралась измученная группа, чтобы просмотреть только что отснятые кадры, а Файл, усевшись отдельно, в холодной ярости отпускал язвительные замечания о том, что видел на экране и о том, во сколько ему это обошлось.