– Типа кризиса среднего возраста? Я читал о таких вещах в дайджесте.
Хоган мнит себя тонким знатоком психологии, но по всем вопросам, касающимся особой породы, именуемой «женщины», он всегда советуется со мной, хотя, впрочем, никогда не следует моим рекомендациям.
– Запросто.
– Надеюсь, что так. Терпеть не могу испанский.
– А как она? – Я кивнул на дверь, из-за которой слышались оживленные голоса – телевикторина или семейный сериал.
Брат покачал головой.
– Совсем плохо, Джонни. Приготовься к худшему.
– Она не в коме?
– Нет, но желтая как лимон. Разлитие желчи. Боже мой, ее как будто намазали маслом.
– Главное, как-то все вдруг…
– Врачи говорят, что она уже несколько месяцев была серьезно больна. И как всегда, никому ни слова. До последнего заправляла в своем совете прихожан. – Наклонившись, он шепнул мне на ухо, будто нас мог кто-нибудь подслушать: – Уже затронут позвоночник, осталось совсем недолго. О тебе спрашивала… – Он опустил глаза и добавил, явно делая над собой усилие: – Слушай, ты только не подумай, что я… Ты не хочешь извиниться?
– За что?
– Ну… ты знаешь. Вообще.
– Нет, – отрезал я. У католиков какой-то пунктик насчет прощения. Мне это всегда казалось делом второстепенным. Слишком много мне приходилось видеть избитых жен, брошенных детей и всевозможных невротиков, которые только счастливы простить своих обидчиков, особенно если по-прежнему их любят. Но это слишком просто. Настоящее понимание и излечение стоит дорого, и для него необходимо вновь пройти через всю боль прошлого.
Хоган замахал руками, словно я его не понял.
– Да нет, не всерьез. Ну… просто чтобы поддержать ее немножко. Поплакать там и все такое.
– Поплакать?
– Послушай, в конце концов, что важнее – твоя гордость или ее настроение? Конечно, это не мое дело, и Энджи тоже сказала мне не лезть, но… ты же сам понимаешь – это как последнее вбрасывание…
– Хоган, не надо спортивных аналогий.
– Я тебя не осуждаю, пойми! История с университетом была сто лет назад.
– Да при чем здесь…
– Я просто прошу тебя подумать! Черт побери, это ведь может помочь ей… О! – вдруг обернулся он. – Это, должно быть, Нэнси?
Я посмотрел в ту сторону и вздрогнул. Это была Лора. Она шла к нам по коридору в открытом бирюзовом платье, приветливо улыбаясь.
– Нэнси? – удивленно переспросила она. Хоган взглянул на меня и смущенно добавил:
– Ну да… Нэнси – твой… э… юрист.
– Хоган, это Лора, – сказал я и запнулся, чуть было не добавив «моя пациентка», потом «моя знакомая», потом «мы работаем вместе». В конце концов я просто промолчал.
Лора с Хоганом обменялись рукопожатием. Его мнение обо мне как об охотнике до «синих чулков», похоже, рассыпалось в прах. Казалось, он сейчас хлопнет меня по плечу.
Брат ушел, чтобы раздобыть вазу для цветов, а я повел Лору в пустую приемную по соседству. Помню, я тогда подумал, что впервые за месяцы знакомства моя пациентка выглядит «настоящей». Цвет ее платья удивительно сочетался с сиянием зеленых глаз. От нее пахло сливочным мороженым. Она смотрела на меня с деловым видом, без всякого смущения, словно имела законное право здесь находиться. Живая, ослепительно красивая, полная достоинства.
И все это меня донельзя раздражало.
– Лора, что ты здесь делаешь?
– Я пришла, как только узнала, – сказала она озабоченно. |