Владимир Михайлов. Дверь с той стороны
Антимир - 1
Глава первая
Инна говорила прерывистым полушепотом, от волнения не заканчивая фраз; слова торопливо набегали друг на друга. Нынче голос изменял ей – великолепный голос, хрупкий, с придыханиями, он всегда привлекал не меньше, чем облик, а порой и больше. Сейчас голос дрожал.
– Ты придешь сегодня?
– Милая…
Истомин произнес это слово, не думая над ним и не ощущая смысла; слово было привычным, да и сама Инна тоже, с ее матовой кожей, с черными кольцами волос и профессиональной точностью и выразительностью движений. Произнес, и сразу же, по привычке, увидел слово написанным.
– Последний вечер. Последний… Почему все кончается? На Земле ты забудешь меня. Сразу…
– Нет.
– Поцелуй меня. Сейчас. Все равно, пусть видят, все равно. Не хочу терять тебя. Скажи, мы не расстанемся на Земле.
– Мы встретимся.
– Где? Когда? Говори сразу.
– Потом, Инна.
– О, я понимаю, понимаю… Не надо хитрить, милый. Старая женщина – на что я тебе там? Но все равно – спасибо.
– Ты ошибаешься…
Истомин должен был при этих словах нежно улыбнуться. Он и улыбнулся, только позже чем следовало – мыслями был уже не с ней. Он злился на самого себя: предугадывал вопрос, который ему зададут на Земле: «Ну, что вы для нас написали?» А он был где-то на полпути и потерял тут столько времени вместо того, чтобы работать.
– Дорогая… – нерешительно начал он.
– Лучше молчи, – попросила она. – Будем танцевать молча. Как быстро кончился полет…
Полуторамесячный рейс Антора – Земля завершался. «Кит», корабль класса «А», три дня назад удачно вышел из сопространства почти на границе Солнечной системы и теперь, идя в режиме торможения под углом в тридцать градусов к плоскости эклиптики, пересекал последние миллиарды километров. До финиша оставались сутки с небольшим.
Чем ближе становилась Земля, тем быстрее росла уверенность в счастливом завершении полета (мысль о возможной катастрофе всегда гнездится в сознании пассажира), – и уверенности этой сопутствовал нервный подъем. Те отношения, что быстро возникают в путешествиях именно потому, что возникают случайно и ненадолго, все эти мимолетные любови, дружбы и антипатии вспыхивали в заключительный раз перед тем, как погаснуть и забыться после первых же шагов по надежной поверхности планеты.
По давней традиции, в последний перед прибытием вечер команда корабля давала бал. Ужин кончился, свет в просторном салоне и палубой выше – в саду был притушен, звучала медленная музыка и пахло морем. Ожидали капитана; кое-кто танцевал, неспешные разговоры остальных были полны Землей.
– Позволю себе заметить, администратор: власть, по-моему, сродни любви – чувство, а не профессия. И вот вы, в предвкушении медового месяца…
– Знаете, лучше не надо об этом. – В голосе Карского не было ни малейшего пренебрежения, он говорил искренне. – В полете есть нечто умиротворяющее: человек отрывается от повседневного, пребывает как бы в состоянии психической невесомости. Кроме того, я еще не введен в должность и, откровенно говоря, волнуюсь.
– И напрасно, да будет мне позволено сказать так, – улыбнулся Нарев. |