-  Пусть и дальше играют.

    Он понял. И кивнул - не соглашаясь, а скорее с благодарностью. Потом вдруг шагнул ко мне и взял за руку.

    -  Скажи, если, конечно, тебя не задевает мое любопытство. Ты тот самый мальчишка, который однажды довел до конца синтез ПКФ?

    -  Я принимаю ваше обращение применительно к биовозрасту. - Я попытался улыбнуться. - Да, тот самый.

    Он кивнул, ничего больше не спрашивая.

    -  Это очень трудно, - тихо сказал я. - Понимаете, человеческий мозг не рассчитан на то, что со мной сделали. Ему не хватает каналов восприятия. Ну он и выкручивается как может, превращает запахи в свет, звук… Иногда в боль. Очень больно, честное слово. А если просто лишить меня обоняния - я ослепну и оглохну. Все слишком тесно связано…

    -  Я верю.

    Он ни о чем не просил. И от этого было еще тяжелей.

    -  Я вернусь в Веллесбергский Центр, - торопливо сказал я. Мне показалось, что он уже готов уйти. - Я тогда был младше, чем Тимми. А сейчас, наверное, выдержу… Ведь все равно, что бы я ни делал, моя дорога туда. И с нее не свернуть, я понимаю.

    -  Тебе очень трудно?

    Я молча кивнул и спросил сам:

    -  Тимми выдержит год?

    -  Да. А почему год?

    -  Не знаю. Просто думаю, что за год успею. Игорь не сможет, никогда не сможет работать так, как вы, - в миллионную долю. Только не обижайтесь…

    -  Я не обижаюсь.

    -  У него характер такой. Ему надо быть или первым, или хотя бы в первом ряду. Если он не найдет своей дороги, то так всю жизнь и останется роддером. Лучшим роддером в мире. И многим задурит головы, не со зла, а так… Но это не нужно, роддеры ведь не форма протеста и не поиск нового пути. Мы - боль. Форма боли в середине двадцать первого века. Такие, как я, у которых боль внутри, и такие, как Игорь. Середина, не желающая ею оставаться. А я все верю, что помогу ему найти свое место.

    Мистер Эванс посмотрел мне в глаза:

    -  Теперь я знаю, что ты вернешься в Центр.

    Я улыбнулся и сделал шаг к спальне. Попросил:

    -  Потушите на пять минут свет. Пусть Игорь думает, что мы уходим как настоящие роддеры - не прощаясь, тайком.

    Мистер Эванс улыбнулся. У него была красивая улыбка, сильная и добрая. Знаю, что про улыбки так не говорят, но мне она виделась именно такой.

    -  Ветра в лицо, роддер, - сказал он.

    Я кивнул. И подумал, что иногда не нужно даже логем, чтобы понять друг друга.

    …Мы шли на восток, и солнце медленно выкатывалось нам навстречу. Игорь насвистывал какую-то мелодию. Сумка с продуктами и всякой полезной мелочью болталась у него на плече.

    -  Не обижаешься, что я решил оставить Рыжика? - спросил он меня, когда дом скрылся из глаз.

    Я покачал головой. И вдруг почувствовал, как невидимые пальцы крепко сжали мою ладонь. Там, в комнатке на втором этаже, проснулся Тимми.

    Я улыбнулся. И пожал протянутую через холодное утро руку.

    МОЙ ПАПА - АНТИБИОТИК

    Сквозь сон я услышал, как снижается флаер. Тонкое, угасающее пение плазменных моторов, шорох ветра, путающегося в плоскостях. Окно в сад было открыто, а посадочная площадка у нас совсем рядом с домом.