Его неодолимо тянуло оглянуться, увидеть. И все же Роланд не смел. Не должен был.

Течение его мыслей сурово прервал голос Корта:

Управляй тем, чем можешь, червь. Обуздывай, что можешь обуздать. Все прочее пусть катится на легком катере к ебене матери, и коль поражение будет неизбежно – погибни, паля из обоих револьверов.

Да.

Но это нелегко.

Порой очень нелегко.

Будь Роланд чуть менее свирепо сосредоточен на том, чтобы как можно скорее завершить свои дела в этом мире и убраться ко всем чертям, он заметил и понял бы отчего люди, вытаращив на него глаза, резко сворачивали с дороги. Впрочем, это ничего бы не изменило. Он шагал к синей вывеске (где, согласно «Мортципедии», можно было получить снадобье Ке-флекс, необходимое его телесной оболочке), да так быстро, что, невзирая на отягощавший все карманы груз свинца, полы пиджака Морта развевались за спиной, открывая застегнутые на бедрах портупеи, надетые Роландом не аккуратно и прямо, как носили их былые владельцы, а низко, крест-накрест, как он носил свои.

Уличным лабухам, лоточникам и выбравшейся по магазинам публике с Сорок девятой Роланд казался, в общем, тем же, кем и Жирному Джонни: головорезом.

Роланд поравнялся с аптекой Каца и вошел внутрь.

И Мартен.

Мартен, соблазнивший мать Роланда в отсутствие ее супруга; Мартен, попытавшийся спровоцировать гибель Роланда и ставший вместо этого виновником его раннего возмужания; Мартен, которого он, возможно, еще встретит на пути к Башне… или подле нее.

Все, сказанное выше, имеет единственную цель – пояснить, что Роланд, имевший опыт общения с чародеями и колдунами, ожидал увидеть в аптеке Каца нечто совершенно отличное от того, что обнаружил в действительности.

Он заранее рисовал себе полутемную, освещенную свечами комнатушку, полную горьких испарений и сосудов с неведомыми порошками и жидкостями, с приворотными зельями и колдовскими отварами – сосудов, многие из которых заросли толстым слоем пыли или вековой паутиной. Он ожидал увидеть человека в одеянии с капюшоном; возможно, опасного человека. Увидев за прозрачным стеклом витрин людей, двигавшихся так же небрежно, как в любой другой лавке, он с уверенностью посчитал их иллюзией.

Они не были иллюзией.

Поэтому секунду-другую стрелок просто стоял на пороге, испытывая поначалу изумление, затем – ироническое веселье. Здешний мир – мир летающих по воздуху вагонов и дешевой, точно песок, бумаги – кажется, на каждом шагу подсовывал ему диковину за диковиной, заставляя терять дар речи. Самоновейшим же дивом явилось то, что местные жители просто разучились удивляться – здесь, в обители чудес, Роланд увидел только скучные лица и вялую походку.

Тысячи бутылочек, снадобья, приворотные зелья… но почти все это «Мортципедия» определила как шарлатанские средства. Тут – целебная мазь, что должна восстанавливать, но не восстанавливает выпавшие волосы, там – крем, лживо сулящий удалить с рук и ног отвратительные пятна, а здесь – средства для лечения того, что не требует лечения: чтобы заставлять кишечник работать или наоборот, чтобы делать зубы белыми, волосы черными, а дыхание – приятным, будто этого нельзя добиться, пожевав кору ольхи. Никакой магии, лишь пустяки… хотя астин и еще несколько снадобий, которые, судя по названиям, могли оказаться полезными, там были. Однако основным чувством, испытанным Роландом, было смятение. Мудрено ли, что там, где обещали волшебство, но занимались больше благовониями, нежели колдовскими отварами, люди разучились удивляться?

Впрочем, еще раз справившись в «Мортципедии», Роланд обнаружил: истинный смысл этого места – не только в том, на что он смотрит. Подлинно действенные снадобья держали надежно укрытыми от глаз. Получить их можно было лишь имея указ чародея.