Будь на мне кроссовки, я бы вполне мог с ним потягаться. Но в сапогах и незастегнутом плаще, даже не надетом как следует, шансов у меня не было. С досадой поднявшись, я освободился от попоны, застегнул с некоторым опозданием плащ и прислушался к звуку удаляющихся шагов.

Все казалось бессмысленным, в том числе и стояние практически неодетым, дрожа от холода, посреди ночи на улице. В фургоне не было ничего привлекательного для вора, кроме, разве что, радио или телефона. Но человека в черном, похоже, не интересовало ни то, ни другое. По сути, если вспомнить, он ничего такого не делал в фургоне, просто стоял спиной ко мне. Одежда его была покрыта пылью и грязью. Насколько я мог помнить, в руках у него тоже ничего не было. Ни инструментов, ни фонаря. Чем бы он ни открыл дверь в фургон, ключом или отмычкой, он, должно быть, положил это в карман.

Отверстие для ключа в этой двери находилось в самой ручке. В замке не торчал ключ, как не было, когда я присмотрелся, ни царапин, ни видимых признаков взлома.

Замерзший и сердитый, я швырнул попону обратно в фургон, захлопнул дверь для грумов, а также дверь в кабине водителей и пошел в дом за ключами, чтобы снова запереть их.

Из уважения к моим коврам я вылез из сапог и протопал босиком через холл и гостиную к письменному столу, даже не включив свет, поскольку все и так было прекрасно видно из за сияния снаружи. Забрав ключи из стола, я вернулся назад, снова влез в сапоги и потащился к фургону.

Подойдя поближе, я не поверил своим глазам, снова узрев внутри фургона темную тень. Просто бред какой то, подумал я, и что вообще он там потерял? Он стоял за сиденьем водителя и что то искал на полке, которая проходила по всей ширине кабины над сиденьями для пассажиров. Такие просторные полки имелись во всех моих фургонах и использовались водителями и грумами для хранения спальных мешков и подушек, их личных вещей и смены одежды. Там также находился матрас, на котором спали водители, когда где либо останавливались на ночь, предпочитая такую ночевку дешевому мотелю. Бретт как то сказал мне, что он ждал лучшего. «Твое личное дело», – заверил я его.

Человек в кабине увидел меня, выскочил наружу и пустился наутек, прежде чем я добрался до машины. Я неуклюже попытался его догнать, с трудом передвигая ноги, которые при каждом шаге наполовину выскакивали из сапог. Он побежал по дороге и, казалось, растворился в тени деревьев при выезде на шоссе. Без всякой надежды я тоже прошел до шоссе, но никого не увидел. Это была обычная сельская дорога, без всякого ограждения, с ответвлениями в сторону домов. Полно деревьев и кустов, прячься куда хочешь. Пол армии потребуется, чтобы тебя найти. Озадаченный и встревоженный, я вернулся к фургону. Дверь кабины водителя все еще была открыта, как он ее бросил, убегая. Я кое как забрался внутрь и остановился за водительским сиденьем, разглядывая полку. Чтобы лучше видеть, я включил свет.

Там ничего не было, кроме матраса и пластиковой сумки, которая хранила остатки того, чем Бретт поддерживал свое существование: смятые обертки от шоколада, пустая коробка из под бутербродов с этикеткой, гласящей: «Говядина с помидорами», и ценой снизу и две пустые банки Из под кока колы.

Я положил сумку на место. В обязанности каждого водителя входило поддерживать чистоту на своем рабочем месте, и у меня не было желания убирать за Бреттом. Создавалось впечатление, что подсаживание по дороге умирающих бизнесменов было только началом их с Дейвом деятельности в тот день. Поутру им придется много чего объяснить.

Еще раз заперев двери, я снова направился к дому, но, войдя туда, не почувствовал привычной уверенности. Ловкий визитер с первого раза проник в фургон, не разбив стекло и не взломав дверь, а это означало, что он может проникнуть туда снова тем же способом.