— Как бы то ни было, здесь говори что хочешь, но не вздумай все это где-то в другом месте повторять, — произнес старший брат, снова нахмурившись.

За столом вновь воцарилось неприятное молчание, так всех пугавшее.

— Ты, племянник, похоже, теперь больше ни в каких разговорах не участвуешь, — обратился к Марк-Алему губернатор, чтобы прервать молчание. — Видать, с головой погрузился в мир сновидений.

Марк-Алем почувствовал, что краснеет. Он опять оказался в центре всеобщего внимания.

— Ты работаешь в Селекции, верно? — продолжал старший дядя. — Визирь вчера спрашивал о тебе. По его словам, подлинная карьера во Дворце Сновидений начинается в Интерпретации, поскольку только там настоящая творческая работа, позволяющая человеку полностью проявить свои личные качества. Верно?

Марк-Алем пожал плечами, словно показывая, что не в его воле было выбирать отдел, где приходится работать. Но ему почудилось, что во взгляде дяди он уловил скрытую искорку.

Хотя губернатор и опустил тут же взгляд в свою тарелку, этот необычный отблеск не остался незамеченным хозяйкой дома. Вся исполненная тревожного внимания, она снова завела разговор о Табир-Сарае, разговор, в котором принимали участие теперь все, кроме ее сына.

Кроме него… находившегося в самом центре Табира. Мозг ее лихорадочно работал. Для того ли она столько времени берегла сына, чтобы в итоге бросить его в клетку к тиграм, которая носила столь привлекательное имя, но в действительности была слепой бездушной структурой, как ее совсем недавно назвали?

Украдкой она вглядывалась в осунувшееся лицо сына. И каково же будет ему, ее Марк-Алему, пробираться сквозь клубящиеся облака сновидений, сквозь кошмары, на границе царства смерти? Как же так вышло, что она позволила ему погрузиться в этот хаос?

Вокруг продолжался разговор о Табир-Сарае, но Марк-Алем почувствовал, что устал, и участия в нем не принимал. Курт с одним из кузенов ожесточенно спорили о том, считать ли возрождение влияния Табир-Сарая признаком наступившего кризиса османского сверхгосударства или же просто случайностью, а губернатор все время повторял: давайте не будем об этом.

Наконец все участники застолья встали и пошли пить кофе в соседнюю комнату. Разошлись они поздно, почти уже в полночь. Марк-Алем медленно поднялся в свою комнату на втором этаже. Ему не спалось, но это его нисколько не беспокоило. Его предупреждали, что все новые сотрудники Табир-Сарая обычно страдали от бессонницы в первые две недели после начала работы. Затем сон возвращался к ним.

Он улегся и довольно долго лежал с открытыми глазами. Спокойно все обдумывал. Это была нормальная бессонница, холодная и не вызывающая страданий. Но у него изменилась не только бессонница. Все в его жизни перевернулось, словно после удара землетрясения. Большие часы на перекрестке пробили два часа. Он подумал, что самое позднее в три, в полчетвертого сон придет… Но даже если и придет, из каких папок с делами позаимствует он сновидения для этой ночи?

Это было последней мыслью Марк-Алема перед тем, как сон наконец его поборол.

 III. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

Гораздо раньше его ожиданий, даже до того еще, как появились хоть какие-то признаки прихода весны (а он-то полагал, что, по крайней мере, уж эту весну, а возможно, затем и лето проведет в Селекции), в общем, гораздо раньше, чем можно было бы уловить наступление другого времени года, Марк-Алема перевели в Интерпретацию.

Однажды, еще до звонка на утренний перерыв, его вызвали в Генеральную дирекцию. А зачем? — спросил он и в тот же момент осекся, поскольку ему показалось, что у сообщившего ему это известие мелькнула ироничная усмешка.