Скрип стула мгновенно оторвал его от раздумий. Еще один ушел. Теперь, когда их осталось всего трое, ему показалось, что было бы лучше, если бы он, как самый молодой, ушел если не последним, то хотя бы предпоследним. И вот он дождался, пока не ушел еще один. Теперь встану, решился он наконец, когда и в самом деле остался предпоследним. Возможно, и контролер ждал, чтобы оставшиеся закончили работу поскорее.

Он встал и захлопнул папку. Наверняка было уже очень поздно. Лицо уполномоченного казалось таким же изможденным, как и у всех остальных. Марк-Алем подошел к нему, передал папку и тихо проговорил:

— Доброй ночи!

— Доброй ночи, Марк-Алем, — ответил контролер. — Ты знаешь, где нужно выходить? В такое позднее время все двери Табир-Сарая уже заперты.

— В самом деле? — Он впервые слышал о чем-то подобном. — И где же тогда выходить?

— С заднего двора, — ответил контролер, — через Экспедицию. Ты наверняка там никогда не был, но найти очень легко. В это время зажжены фонари только в тех коридорах и галереях, которые туда ведут, так что, следуя по зажженным фонарям, легко найдешь дорогу.

— Спасибо! — поблагодарил его Марк-Алем.

Он вышел из зала и увидел, что все действительно так и было: фонари горели только в одном крыле. Он пошел в том направлении, прислушиваясь к звуку собственных шагов, звучавших, казалось, совершенно по-другому в полном одиночестве. Не заплутать бы мне тут, пробормотал он про себя пару раз. Наверное, было бы лучше выйти вместе с кем-нибудь другим, знающим дорогу. Чем дальше он шел, тем сильнее его охватывало чувство неуверенности. Следуя все время за горящими фонарями, он повернул в какой-то боковой проход и вновь вышел в очень длинную галерею. Повсюду пустыня. Тусклый свет фонарей терялся вдали. Он спустился на пару пролетов и попал в очень узкую галерею с арочными сводами. Фонари, все более редкие и тусклые, вели еще дальше. И сколько же еще так идти, пробормотал он про себя. В какой-то момент ему показалось, что на повороте галереи перед ним сейчас возникнет толпа людей с гробом сновидца, возможно так и не выбравшихся из огромного здания и все еще плутавших по его внутренностям. Если буду и дальше так бродить, то еще совсем немного — и я свихнусь, пробормотал он. Замереть на месте в надежде, что придет кто нибудь и покажет ему дорогу, или вернуться назад, к Интерпретации, чтобы выйти вместе с остальными? Последняя мысль показалась ему более разумной, но тут же его охватило сомнение; а если он не найдет Интерпретацию? Черт его знает, действительно ли эти тусклые фонари ведут туда, куда нужно.

Марк-Алем продолжал идти. Во рту у него пересохло, как ни пытался он себя успокаивать. В конце концов, даже если он и впрямь заблудится, даже если всю ночь тут проведет, невесть какая беда. Он ведь не в поле и не в лесу, а во дворце находился. Так он уговаривал себя, хотя испытывал настоящий ужас. Ну как бы он провел ночь среди этих стен, залов и пещер, переполненных сновидениями и сонными вскриками? Лучше уж в ледяном поле или в лесу, полном волков, чем тут. Стократ лучше.

Марк-Алем ускорил шаг. Сколько времени он уже так шел? Вдруг ему показалось, что он слышит какой-то отдаленный шум. Он замер. Наверное, мне мерещится, пробормотал он и пошел дальше. Чуть погодя гул повторился вновь, на этот раз более отчетливо, хотя было совершенно непонятно, откуда он доносился.

Ориентируясь по горящим фонарям, он спустился еще на пару пролетов и очутился в другом переходе, очевидно, на первом этаже. Гул то пропадал на какое-то время, то вновь возникал, теперь уже ближе. Марк-Алем, обратившись в слух, зашагал быстрее из страха упустить это жужжание, казавшееся ему теперь единственной надеждой. И действительно, оно то ослабевало, то усиливалось, однако не пропадало. Более того, в какой-то миг оно послышалось совсем рядом, но затем опять зазвучало приглушеннее.