Тот наконец показался в дверях. Даже по тому, как он шел, сразу было понятно, что его распирает от новостей.

— Оказывается, все произошло из-за одного сновидения, — прошептал он, подойдя ближе.

— Что произошло? — спросил Марк-Алем.

— Как это что? Злоключения, которые выпали на долю Кюприлиу.

— Вот как? То есть это правда?

— Да. Все совершенно точно. С ними произошло что-то ужасное. О господи, если бы я знал! Более того, мне еще вчера вечером показалось…

— И что же это за сновидение? — перебил Марк-Алем.

— Странное сновидение, которое увидел какой-то торговец овощами. Хм, на первый взгляд такие вещи всегда выглядят довольно невинно: капуста, лягушки, пастбища, а потом выясняется, что за всем этим скрывается черт знает что. И тут то же самое, сновидение с мостом, с флейтой или со скрипкой, или не знаю, с каким-то там музыкальным инструментом.

— Мост, музыкальный инструмент… — вполголоса повторил Марк-Алем. — А потом? Что там еще было?

— Еще какое-то животное там вертелось, но главное — это мост и скрипка, понимаешь?

Марк-Алем почувствовал в груди рвущую боль, словно туда вонзился тигриный коготь. Это было именно оно, то проклятое сновидение, дважды прошедшее сквозь его руки.

— Да что с тобой? — спросил сосед. — Мне кажется, тебе нехорошо.

— Ничего, — сказал Марк-Алем, — вчера вечером я приболел. Меня тошнило всю ночь.

— Сразу видно. Так вот, о чем я говорил?

— О том сновидении.

— Ну вот, оно как раз и дало всему толчок. Оказывается, удалось растолковать его смысл, и вот тут-то все и стало ясно. Слово «мост» связано с именем Кюприлиу, понимаешь, «мост», именно от него оно образовано, и вот, как только это связали одно с другим, весь клубок сам собой и распутался.

Так вот, значит, в чем тут дело. Марк-Алем почувствовал, что в горле у него пересохло. Теперь он вспомнил, что безуспешно пытался тогда найти связь между мостом и разъяренным быком, который, несомненно, символизировал разрушительную силу, и в результате отправил его в папку сновидений, не поддающихся толкованию. Теперь, когда кто-то другой его разгадал, да еще с такими оглушительными последствиями, вполне вероятно, у него потребуют отчет, почему он так поступил. Заподозрят, что сделал он это умышленно, чтобы замести следы, вполне естественно, поскольку он из рода Кюприлиу, и хотя он мог бы сказать в свою защиту, что в Селекции при желании мог бы уничтожить это сновидение, а не передавать в Интерпретацию, но, скорее всего, подобные оправдания никто и слушать бы не стал.

— Кроме того, там упоминалась скрипка или, не знаю даже, какой-то другой музыкальный инструмент, — продолжал сосед, — которая, оказывается, имела отношение к балканскому эпосу, посвященному Кюприлиу. Да что с тобой? Тебе опять нехорошо?

Марк-Алем утвердительно кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Скорее, чтобы отвлечь внимание собеседника, нежели потому, что хотел слушать, он дал ему знак продолжать. Теперь, когда тот упомянул эпос, у него исчезла любая надежда, что это может оказаться плодом чьей-то фантазии. Арест Курта, зарезанные рапсоды — все указывало на то, что центром всего действительно был эпос и сновидение послужило причиной всего случившегося. Теперь это казалось ясным, как солнечный свет: Кюприлиу (мост) при помощи эпоса (музыкального инструмента) предпринимали действия против государства (разъяренный бык). Как ему сразу это не пришло в голову? Все было в его руках, он мог предотвратить беду и не сделал ничего. Ужин у Визиря, его туманные предупреждения о том, что нужно быть наготове, все было неспроста, но он показал себя неспособным понять знаки, его сморил сон над папками с делами, и злая судьба колесом проехала по его родным.