Старый снег был заботливо убран от двери, смешанные с песком комки тающего льда лежали по сторонам от дорожки, в плотном воздухе ощущался запах, от которого у него запершило в горле. Поднявшись к двери по рампе для инвалидных колясок, Альварес нажал на кнопку звонка, и его впустили внутрь.
Его встретила миссис Данделл, женщина, характерными чертами которой были огромная энергия и неисчерпаемое сочувствие; проработав более двадцати лет медсестрой, она затем отдала свои таланты Беннетт-хаусу с его штатом в одиннадцать человек, десятью пациентами, живущими в пансионате постоянно, и несколькими десятками, оказывающимися там время от времени.
— А-а… Мистер Альварес. До чего же приятно видеть вас. Что у вас с ногой? — Медсестра в ней не умерла.
— Поскользнулся на льду.
— Да, в такую погоду надо быть осторожнее.
— Мигель? — Он произнес имя по-испански.
— Жаль, что вы не позвонили заранее, — сказала миссис Данделл, беря его за локоть и провожая в небольшую приемную, забитую сухими цветами, древними журналами и прочим старьем. — У него сейчас не лучшее состояние. Надеюсь, это всего лишь простуда. Хотя возможен и грипп. Он у себя в палате. — Ее тон изменился. — Но я все равно рада, что вы здесь. Ваши посещения всегда идут ему на пользу.
— Как легкие?
— Мне кажется, лучше. По крайней мере, он в хорошем настроении. Сейчас главное — как можно быстрее вылечиться от простуды.
— А как его работа?
— В библиотеке он всеобщий любимец. Честный, очень старательный. Отзывы только самые теплые, самые замечательные.
— Не прогуливает?
— Нет, все в порядке, с прошлого вашего приезда — ни разу. Не знаю уж, что вы там ему сказали, но с того дня не было ни одного пропуска без уважительной причины.
— Я сказал, что надаю ему по заднице, — поддразнил ее Альварес.
— Ну… я так и думала. — Когда миссис Данделл улыбалась, в комнате становилось теплее, окна казались ярче. — Здорово все-таки, что вы приехали. Вы уверены, что с ногой все в порядке? Я могла бы посмотреть.
— Да ну, всего лишь ушибся. До утра доживу. — Альварес усмехнулся многозначности своего ответа.
Небольшая спальня была экономно и слегка вычурно украшена в викторианском стиле. Установленный на стене телевизор был включен на канал, круглые сутки демонстрирующий мультфильмы.
В свои девятнадцать лет Мигель так и остался ребенком. Он мог следить за сюжетом «Сезам-стрит» некоторое время, однако сериал быстро надоедал ему. Альваресу объясняли, что алкоголь в крови матери отравил мозг его брата, оставив на нем нечто вроде рубцов, и передаваемые нервные сигналы терялись и бродили в этих рубцах, пока не рассеивались полностью. Благословением было то, что юноша чувствовал себя счастливым в своем замкнутом мире. Он смеялся, улыбался, в относительно благополучные дни мог вести беседы на уровне десятилетнего ребенка. Несмотря на непрекращающиеся усилия миссис Данделл и ее сотрудников, выше этого потолка Мигелю подняться так и не удалось. Однако невероятные математические способности позволили ему освоить десятичную систему Дьюи, используемую для каталогизации, а потому никто лучше него не знал, где должна стоять та или иная библиотечная книга. Больше всего проблем было с легкими. Еще в государственной лечебнице Мигель перенес пять приступов пневмонии. После того как его поместили в Беннетт-хаус, прежде всего, благодаря стараниям Хуаниты, положение значительно улучшилось. Когда Мигелю исполнилось восемнадцать, деньги, поступавшие по страховке, уменьшились наполовину, и Альваресу пришлось выплачивать недостающую сумму. По его убеждению, уход в частном пансионате «Беннетт-хаус» спас жизнь его брату, так что о деньгах он не жалел. |