Первый вохровец появился через четыре минуты. Он был обвешан пивными банками, как моджахед гранатами. И прямо на пороге остановился, выливая в себя остатки «Хайнекена». По‑моему, он даже не сообразил, что с ним случилось и почему он вдруг оказался с залепленным ртом, в наручниках, пропущенных через крепкую решетку, которой были забраны все окна административного корпуса.

И пошла у нас работа, только успевай поворачиваться! Охранники выходили по двое, ширина двери не позволяла вываливаться толпой. И тут же одного отключал я, другого – Артист, а Боцман довершал дело, цепляя их попарно к решетке и ловко заклеивая рты широкой лентой специального плотного скотча.

– Одиннадцать, – сказал он. – Нет двенадцатого.

Из‑за угла появились, пятясь спинами. Муха и Док.

– Смена, – сказал Док. – Через пять минут будут здесь. Как у вас?

– Нет двенадцатого, – сказал я. – Все внутрь! А тут появился и двенадцатый. От неожиданности он поперхнулся пивом и так закашлялся, что Боцман сразу отказался от мысли заклеивать его рот скотчем, лишь приковал последней парой браслеток к решетке и откинул ногой его «калаш» в сторону. Мы нырнули в корпус.

– Засовы! – скомандовал я. – Аварийный щит! Мог бы и не говорить, все знали, что делать. Щелкнули замки стальных дверей, сверху опустилась бронированная плита аварийной защиты. И вовремя. Снаружи ударила автоматная очередь, тут же вторая.

Дверная сталь загудела от ударов пуль.

– Что за черт? – удивился Муха. – Боевыми же лупят!

– Не отвлекаться! – прикрикнул я. – Сейчас появятся еще шестеро – внутренняя охрана. Артист, Боцман, на перехват!

Эти шестеро появились без пива, с «Макаровыми» и ТТ в руках. Их пришлось упаковать и уложить в небольшой комнате, примыкавшей к вахте.

– В кабинет главного инженера! – скомандовал я. – Бегом! Натянуть «ночки»!

Артист и Муха – на коммутатор. Отключить внешнюю связь! Док и Боцман, за мной!

…Очень вовремя мы появились в кабинете Юрия Борисовича, заставленном ящиками и коробками гуманитарной помощи. Сам главный инженер, а с ним Генрих, Люси и корреспонденты стояли у окон, пытаясь понять, что происходит во дворе, отчего стрельба и почему воет сирена общей тревоги. Но кабинет был на третьем этаже, окна его не мыли со времен, наверное, пуска энергоблока, поэтому разглядеть что‑нибудь вряд ли кому удалось. А тут еще какой‑то мудила из старой смены или из новоприбывших полоснул автоматной очередью по освещенным окнам. Даже из коридора я услышал, как брызнули стекла.

Я распахнул дверь и приказал, для убедительности передернув затвор «узи»:

– Всем сохранять спокойствие. Оставаться на местах, никаких лишних движений.

Станция захвачена.

– Какой шарман! – сказала Люси.

Гарри включил камеру и завопил:

– Еще раз, парни! Сделайте это! Всего раз! Это же супер! Прайм‑тайм!

Ну, чего не сделаешь для хорошего человека. Мы вышли, затем снова ворвались, я повторил приказ. Гарри не отрывался от объектива, а Крамер без остановки сверкал фотовспышкой.

– А теперь очередь, в потолок! – попросил Гарри. – Хоть одну! За каждый выстрел ставлю бутылку водки! Смирновской!

Генрих незаметно кивнул мне. Я не заставил себя упрашивать. Полоснул по потолку двумя короткими очередями, дал знак Гарри прекратить съемку, после чего стянул «ночку» и обратился к Юрию Борисовичу:

– Прошу извинить.