К. Меня не волнует, как вы меня называете. Меня гораздо больше волнует таинственность этой нашей не случайной встречи.

О. Предосторожность никогда не бывает излишней.

К. Предосторожность от чего?

О. Не думаю, Игорь, что вы такой беспечный человек, каким хотите казаться. Ваше интервью с Султаном Рузаевым очень многим не понравилось. И в Москве, и в Грозном. Вас удивит, если я скажу, что после публикации за вами и вашим коллегой‑соавтором установлено довольно плотное наружное наблюдение? Ваши телефоны прослушиваются. Возможно, прослушиваются и квартиры.

К. Откуда вы это знаете?

О. Я обнаружил это случайно. Ну, не совсем случайно. У меня есть некоторый опыт еще со времен Испании и Германии.

К. Вы не эстонец. У меня много знакомых прибалтов. Как бы хорошо они ни говорили по‑русски, прибалтийский акцент практически неистребим.

О. Я и не утверждал, что я эстонец. Я всего лишь сказал, что моя мать эстонка.

К. Ваш русский язык тоже кажется мне слишком дистиллированным, чтобы быть родным.

О. Вы наблюдательны. Да, мой родной язык – испанский. Моего отца вывезли ребенком из Барселоны после победы Франко в гражданской войне 37‑го года. Вместе с другими детьми испанских коммунистов. Здесь отец познакомился с матерью, и они поженились. Отец был очень озабочен тем, чтобы я не забыл свою родину. Дома мы говорили только по‑испански. И хотя я кончил русскую школу в Таллине, русский язык так и не стал моим родным языком. Вам не кажется, что мы ушли от основной темы?

К. Для чего кому‑то нужно за нами следить?

О. Чтобы через вас выйти на Рузаева. При всех его декларациях он вынужден тщательно скрывать свое местонахождение. Он понимает, что мешает слишком многим.

И как только его обнаружат, он будет ликвидирован.

К. На него уже было семь покушений. Во всяком случае, так он говорит. Не думаю, что всему, что он сказал в интервью, можно верить.

О. Восьмое покушение может стать последним. Какое впечатление он на вас произвел? Он сумасшедший?

К. Он фанатик. Возможно. Возможно, это одна из форм сумасшествия. Для чего вы искали встречи со мной?

О. Мне нужен выход на Рузаева.

К. Зачем?

О. Вы сделали свою сенсацию. Я хочу сделать свою. Я хочу получить у Рузаева эксклюзивное интервью. В том ключе, который интересует западного читателя.

Рузаев заинтересован в паблисити. Он даст мне интервью, если вы поможете мне на него выйти.

К. Не понимаю, почему я должен вам помогать. О. На этот вопрос я отвечу. Мы с вами деловые люди. Информация стоит денег. Я не спрашиваю, сколько заплатил вам Рузаев. Полагаю, много больше, чем могу предложить я. Три тысячи долларов.

Тысяча – немедленно. Остальные две после того, как я установлю контакт с Рузаевым.

К. А сколько вы получите за свою сенсацию? О. Если повезет – порядка десяти тысяч. Я отдаю вам треть. Согласитесь, Игорь, что это справедливо.

К. У меня нет связи ни с Рузаевым, ни с его людьми. Они сами выходят на меня, когда им нужно. Не уверен, что я им понадоблюсь. А тем более – в ближайшее время.

О. Может – да, может – нет. Вы сами можете выйти с ними на связь. После публикации интервью вы встречались с человеком Рузаева. Он был в «мерседесе» с номерами постпредства Чечни в Москве. Не сомневаюсь, что вы запомнили его и узнаете. Штат постпредства небольшой.

К. Откуда вы знаете об этой встрече? Вы следили за мной?

О. Не за вами. За вашим соавтором. Сначала я попытался сделать это предложение ему. Это было моей ошибкой. Я не знал об известных вам особенностях его характера и образа жизни. С ним это часто бывает?

К. Как только появляются деньги. Он пьет, пока они не кончаются, потом неделю подыхает, а потом включается в работу с бешеной энергией.