Изыскания, проведенные в сохранившихся архивах бывшего КГБ, и ответ, полученный на наш запрос из информационного центра ФСБ, дали возможность установить, что под именем Деева скрывается один из самых опасных международных преступников, входящий в первую десятку в розыскных списках Интерпола, бывший член «красных бригад» и других левоэкстремистских террористических группировок Карлос Перейра Гомес, он же Пилигрим и Взрывник…"
– Твою мать! – вырвалось у Голубкова. – Пилигрим. Только его нам не хватало для полного счастья!
– Да, – согласился Нифонтов. – Теперь понял, почему я дергаюсь?
– Пилигрим! – повторил Голубков. – Взрыв израильского парома в Средиземном море.
Взрыв вокзала в Болонье. Взрыв торгового центра в Белфасте.
– Не исключено, что и участие в убийстве Альдо Моро, – подсказал Нифонтов.
– Вряд ли, – усомнился Голубков. – Сколько ему сейчас? Сорок два? Он был еще слишком молод.
– Не слишком, – возразил Нифонтов. – В самый раз. После этого он специализировался на взрывах. Скорей всего, после обучения в террористическом центре Ирландской республиканской армии. Или у палестинцев. А может, и там и там.
– Пилигрим! – снова повторил Голубков. – Взрывник! Я был уверен, что он давно сидит где‑нибудь в Шпандау вместе со своими друзьями из «красных бригад».
– Он и сидел. Только не в Шпандау. В Шпандау с 46‑го года сидел небезызвестный тебе и всему миру партайгеноссе Гитлера Рудольф Гесс. А Пилигрим сидел под Дармштадтом, в специальной тюрьме для особо опасных преступников. Во время следствия ему и еще двоим организовали побег.
– Из специальной тюрьмы для особо опасных преступников? – удивился Голубков.
– Вот именно. Двое погибли при перестрелке. Пилигриму удалось уйти. Перебрался в ГДР, его прикрыла Штази. Дело, конечно, прошлое, но есть у меня подозрение, что и побег организовала Штази. Больно уж профессионально все было сделано, любителям такое не под силу. И тех двоих пристрелили, сдается мне, не случайно.
Они были не нужны. Нужен был Пилигрим.
– Зачем?
– Спроси. Если найдешь у кого.
– А у нас‑то как он оказался?
Нифонтов еще походил по кабинету, потом занял свое начальственное кресло за письменным столом и словно бы с брезгливостью захлопнул папку с досье и отодвинул ее от себя.
– Как ты думаешь, Константин Дмитриевич, с кем мы боремся? – спросил он.
– Лет десять назад я бы ответил: с происками мирового империализма. А сейчас… – Голубков пожал плечами. – С теми, кто мешает новой России.
– Я тоже так думал. Но последнее время мне все чаще кажется, что это не так. Мы не с противниками новой России боремся. А в основном с нашей собственной дурью.
Даже не знаю, как ее правильнее назвать – советской или российской. Совковой, в общем. Сначала создаем проблемы, а потом их в поте лица решаем. И слишком часто – в кровавом поте.
– Ты имеешь в виду Афган и Чечню?
– И их тоже, – подтвердил Нифонтов. – Так вот, Пилигрим. Как он оказался у нас.
Очень просто. Незадолго до первого путча КГБ вывез его сначала в Таллин, а потом в Москву. Соорудили надежные документы, дали «крышу». И даже сделали пластическую операцию.
– На кой черт он нам был нужен?
– Это ты у Крючкова, тогдашнего председателя КГБ, поинтересуйся. Решили, видно, что пригодится. Ценный кадр. Четыре языка, включая арабский. Огромные связи.
Широкая известность в узких кругах.
– А дальше?
– А дальше и произошла та самая дурь. |