|
Кто-то избрал такой же путь, как и я. Только здесь, в России. Дело одно – но плата наверняка разная. И вообще, есть ли разница между моей теперешней жизнью и прошлой? И прежде, и сейчас я убиваю тех, на кого мне укажут. Тогда мне сказали, что афганские крестьяне, взявшие в руки оружие, – враги, и я убивал их. Потом никто из пославших меня на эту войну не посчитал нужным объяснить мне, что это не так. И я уяснил себе другое: каждый человек, взявший в руки оружие ли, власть ли, большие ли деньги, уже одним этим заслужил смерть. И не важно, кто эти люди. Они как свиньи, которых человечество выращивает на убой, хорошо кормит, но за это требует раньше времени расплатиться жизнью. И не важно, кто отдает приказ на их уничтожение».
Поезд тронулся. За окном проплыли привокзальные башни, смолкли голоса людей, снующих по перрону. И вновь потянулись заснеженные поля – такие пустые, что сердце начинало щемить. Мерцалов приподнялся на локте и посмотрел в черноту за окном. «Пейзаж кажется совсем унылым потому, наверное, что сейчас новогодние праздники». Выйти из поезда Мерцалов решился только в Смоленске – городе, где когда-то жил некоторое время. Но теперь крупный областной центр показался ему убогим захолустьем. И хотя Олег прекрасно знал, что Смоленск больше того же Цюриха, все равно сравнение оказывалось не в пользу русского города. Но это в какой-то мере и успокаивало. Мерцалов боялся, что Россия за те годы, пока его не было здесь, изменилась слишком круто. А это оказалось вздором западной прессы. Мерцалов увидел все те же бесхозяйственность и запущенность. Лишь только одеждой россияне почти не отличались теперь от жителей западных стран. Но и эта перемена была ему на руку. Значит, на родине он ничем не будет выделяться. Первым, с кем заговорил Мерцалов, оказался молодой парень в дутой куртке, устроившийся под фонарным столбом и предлагавший пассажирам обменивать белорусские деньги на русские. В руках он держал пухлую пачку денег, перетянутую аптечной резинкой, и заунывно вещал: – Рубли, доллары, марочки… Марочки, доллары, рубли… Подходите… Быстрые, хорошие деньги. – Почем продаешь? – поинтересовался Олег. Валютчик встрепенулся. – Баксы сдаете? – его лицо приобрело более осмысленное выражение. – Очень выгодный курс… Мерцалов чуть напрягся. Если меняла сразу определил, что у него есть доллары для продажи, значит, чем-то он себя выдал. «Может, виноват легкий акцент, который у меня появился, как следствие знания нескольких языков, очень далеких от русского? Или все-таки дело во внешности?» Мерцалов вынул из кармана паспорт, в который было заложено несколько купюр, и сунул парню бумажку в десять долларов. – На рубли менять? – Конечно. Как-никак в Москву еду. Даже при скупом освещении перрона бросалась в глаза смуглость Мерцалова, чрезмерная для середины зимы. Других клиентов не предвиделось, мало кому требуется менять деньги по грабительскому курсу среди ночи, и поэтому валютчик скуки ради завел разговор: – В Африке отдыхали? – Да, на Красном море, – спокойно ответил Мерцалов, принимая тонкую стопочку российских денег. Прежде чем спрятать в карман, он пересчитал их. Валютчика это задело. – Мне обманывать смысла нету! – радостно сообщил он. – Стою па одном и том же месте, если кого обману – самому дороже. – Я же не сказал, что ты меня обманул, – с легким раздражением проговорил Мерцалов, поняв, что и привычки его немного изменились после жизни вдали от родины: рассейскую расточительность сменил трезвый расчет. – Конечно, считать деньги – это ваше право. |
