Потом отправилась в ближайший антикварный магазин и попыталась сбыть серебряный медальон, наручные часы и дурацкую фарфоровую куколку, которую мне подарила бабушка. В детстве она мне никогда не нравилась, и с ней играла Гарнет, как, впрочем, и со своей. Но кукла-то моя! И медальон, и часы! Но продавщица из антикварного магазина отказалась их покупать. Она сказала, что нужно привести маму или папу.

Ну, мамы у меня нет. И папы, можно сказать, тоже.

Попробовала пойти в другой антикварный магазин — невезуха! Потом ещё в один — опять облом!

Скажете, у меня опустились руки? За кого вы меня принимаете?! В воскресенье утром отправилась к реке, на блошиный рынок. Почти никто не заинтересовался медальоном на цепочке и часами, но я видела, как торговцы встрепенулись при виде куклы, хотя притворились, что в ней нет ничего особенного. Предложили мне десять фунтов точно великую милость. Я не дурочка! Попросила семьдесят пять! Купили за тридцать.

Даже всех наших личных сбережений из копилки не хватило бы на такси и поезд, поэтому, когда в понедельник, в четыре утра, прозвенел будильник, я прокралась вниз, пока Гарнет мирно посапывала, и свистнула пару бумажек из кассы нашего магазина. Если берёшь деньги у близких родственников, вряд ли это можно назвать воровством, да? Ты же отдашь долг. Знаю, вы скажете, воровство есть воровство — ну, бес попутал…

Потом я разбудила Гарнет, и мы долго одевались в темноте, возясь с нашими лучшими нарядами.

Прокрались вниз, схватили печенье на завтрак и встали на часах у двери — ждать мистера Бейнза, чтобы он не вздумал позвонить в звонок и разбудить папу с его крысой Розой. Они крепко спали. Я проверяла!

Мистер Бейнз приехал на десять минут позже, и я жутко боялась не успеть на поезд, потом вдруг стал допытываться, где папа, — опять проволочка. У мистера Бейнза очень громкий голос, и, опасаясь, что родители проснутся, пришлось храбро соврать, что у папы расстроился желудок — ему не до поездок. Когда он позвонил бабушке, та очень огорчилась. Что ж, пришлось папе пообещать, что он пришлёт нас.

— Неужели он отпустил двух маленьких девочек одних в Лондон? — недоверчиво спросил мистер Бейнз.

Я показала ему туго набитый кошелёк и объяснила, что на вокзале нас встретит бабушка, поэтому ему ничего не оставалось, как пожать плечами и согласиться отвезти нас к поезду.

Гарнет не проронила ни слова. Казалось, сестра движется в полусне. В такси она совсем с лица спала. Из нас двоих укачивает меня, но на этот раз обошлось. Я даже не забыла дать мистеру Бейнзу на чай, хотя он этого не заслужил — опоздал да ещё задал кучу вопросов.

Купила билеты на поезд. Гарнет со мной не было. Она пряталась за кустом — её тошнило. Я беспокоилась, что она испортит свой лучший жакет. Невозможно произвести благоприятное впечатление на прослушивании, если перёд вашей одежды будет неизвестно в чём. Зря я волновалась — сестра очень аккуратная и не испачкалась, хоть и позеленела больше обычного. Хорошо, наши жакеты тоже зелёные — нарочно не придумаешь, прямо в тон!

В поезде Гарнет дрожала как осиновый лист. Пришлось заставить её повторить нашу сценку, но ей стало ещё хуже, и из глаз хлынули слёзы.

— Не смей реветь! Ещё не хватало, чтобы на прослушивании у тебя были красные и усталые глаза.

Она всё-таки заревела, и я её умыла в женском туалете.

— Неужели ты хочешь меня подвести?! — свирепо спросила я.

Иногда, чтобы добиться желаемого, приходится быть жестокой.

Когда мы вышли из поезда, даже я присмирела, потому что на вокзале было полно народу, и мы понятия не имели, куда идти. Никто нам не мог ответить, где находится Ньюлейк-стрит. Я храбро предложила поехать на метро, но мы не знали, как называется станция, и не нашли нужную линию.