Хотите? Бейте. Я отвечу ударом на удар. Правда, чтобы атаковать меня, придётся буквально кидаться с шашкой наголо на другую половину города, а это прерогатива Машундры, которую, в общем-то, и жду, выступая приоритетной целью.

Проходит… минут семь? Да, где-то так.

Ко мне летит человек. Один, с разведенными в разные стороны руками, демонстрируя свои мирные намерения. Афонов Антон Рагимович, телекинетик и геосенсор. Герой Советского Союза. Обладатель такого количества медалей, что ими можно было завесить целый ковер. Надежда, опора, икона. Наверное, один из лучших людей на планете во все века, если я опущусь до того уровня, чтобы поощрять альтруистов, оставаясь той же сволочью, что и раньше. Нет, я уважаю этого человека за его силу воли и принципиальность, но вовсе не за то, что он сделал столько добра.

— Она… мертва? — спрашивает зависший почти вплотную ко мне человек, с которым мы висим между брошенным городом и ярко-синим небом.

— Да, — ровно отвечаю я, — Зарезана женщиной, которую много лет вынуждали шпионить и убивать. Спать с другими людьми, притворяться, опускаться всё ниже и ниже ради образа. Употреблять наркотики. Догадайтесь, кто?

—…

Афонов молчит. Он и так постарел раньше времени, этот трудоголик, но теперь пятидесятилетний мужчина выглядит глубоким уставшим стариком. Потерявшимся и растерянным.

— Зачем вы здесь, Антон Рагимович?

— По двум причинам, Витя, — оживает тот, протягивая мне руку, — Держи. Увидев тебя над городом, я понял, что ты этого точно заслуживаешь.

Вытягиваю короткое щупальце, снимая с ладони героя значок. Серп, молот, рука, зажавшая молнию. Не знаю почему, но забираю этот предмет себе.

— Я никогда не служил Советскому Союзу, — вырывается у меня, — Только выживал, только искал компромиссы. Выход из… той клетки, где нас держали.

— И нашёл его, товарищ Изотов, — вполне уважительно кивает мне висящий в воздухе неосапиант, — Я, конечно, наивный, но не слепой. И я видел твою запись по телевизору. Пересматривал несколько раз. Знаешь, я прекрасно понимаю, более того, знаю, что рыба гниет с головы. Вижу этот процесс ежедневно. Даже… спрятался от него. За работой. Мы, из КПХ, просто не знали, как это всё исправить. Как найти, вырастить, получить людей в верхах, которые не будут разлагаться коррупцией и властью. Было несколько проектов, еще до твоего рождения. Я с единомышленниками хотели построить город наподобие Стакомска. Город коммунизма. Выращивать в нем будущих лидеров страны с пеленок. Лидеров, функционеров, губернаторов, ну… понимаешь, всех. Проект саботировался со всех сторон. Мы опустили руки.

— Вот как…

Временное решение. Оно наверняка бы не сработало в долгоиграющей перспективе. Нельзя воспитать разносторонне развитого и понимающего человека, но с типовым моральным компасом, необходимым для поддержания текущей идеи. Да и раскол между «обычными» и «специальными» людьми будет шире, чем между ними и неогенами. Утопическая идея.

— Машина справится лучше, товарищ Афонов, — утешающе говорю я, — Её невозможно взломать, она самоусложняется и изменяется быстрее и лучше, чем могут быть разработаны какие-то средства дешифровки. Она как «Энигма», только почти разумна. Её нельзя переписать, изменить основные параметры, либо что-то ей приказать на фундаментальном уровне.