Я подумала о мирных лугах Англии, о лесах, где в сумерках колокольчики под деревьями казались голубым туманом, о примуле и фиалках под изгородями, об орехах, которые мы собирали осенью, о моих экскурсиях с ученицами для наглядных уроков ботаники, и на меня вновь нахлынула волна ностальгии.

Джоэл привез с собой эти воспоминания, а образ матери казался мне более четким и ясным, чем когда-либо.

Джоэл сжал мою руку.

– Подумайте, дорогая Минелла. Подумайте о том, что это значит для нас обоих.

Я посмотрела на него, на его лицо, светившееся добротой, и подумала, насколько же он похож на отца. Я знала, что если Джоэл привезет меня домой как свою жену, то тот факт, что сэр Джон и леди Деррингем не останавливали на мне свой выбор, не помешает им радушно принять меня. Я не сомневалась, что без труда сумею завоевать их любовь и преодолеть все препятствия на пути к счастливой жизни, о которой так мечтала моя мать.

Но граф… Если бы не он, вопрос был бы решенным. А теперь в прошлое уже не было пути.

Следующие два дня я почти все время находилась в обществе Джоэла. Будучи самым тактичным из людей, он не упоминал о браке. Мы гуляли и беседовали на самые различные темы: о болезни короля Англии и скандальном поведении его сына, принца Уэльского, о разочаровании англичан в королевской семье, о различиях между недовольством у нас и во Франции.

– У нас разные темпераменты, – говорил Джоэл. – Не думаю, чтобы в Англии дело дошло до революции. В нашей стране тоже есть богатые и бедные, тоже вспыхивают волнения, но атмосфера там совсем иная. А здесь, Минелла, чувствуешь, что гроза вот-вот разразится.

Джоэл отлично разбирался в ситуации, и казалось парадоксальным, что я узнаю о ней от него – стороннего наблюдателя. Но он обладал проницательностью и широким политическим кругозором.

– Людовик XVI – самый худший король, какого только можно себе представить в эти времена, – продолжал Джоэл. – Это печально, потому что он хороший человек. Король сочувствует народу, но он слишком флегматичен и верит, что все люди так же благодушно настроены, как он сам. А королева, бедная Мария-Антуанетта, слишком молода, чтобы взвалить на себя подобное бремя. Конечно, она виновата в непомерным тратах. Но ведь королева была, по сути дела, еще ребенком, когда, вырвавшись из-под опеки властной матери, она стала любимой игрушкой при легкомысленном французском дворе. Естественно, все это вскружило ей голову, а она слишком беспечна, чтобы понять, какой вред наносит ее поведение. Перемены неизбежны, и они не принесут Франции ничего хорошего. Толпа будет расправляться с каждым аристократом, попавшим к ней в руки, независимо от того, виновен он в чем-нибудь или нет. Конечно, существовавшие несправедливости было необходимо устранить, но зависть – самое сильное чувство в мире, и вскоре чернь в лохмотьях поднимется на аристократов, сидящий в своих замках.

Слушать это было малоприятно, и я не переставая думала о графе.

Джоэл любил гулять со мной после наступления темноты, когда он мог показывать мне звезды – блестящий Арктур, мерцающую Капеллу и зловещий красноватый Марс.

Я снова испытывала удовольствие от его общества. С ним никогда не бывало скучно. Мы могли подолгу спорить, но никогда не утрачивали добродушия.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Царство террора

Глава первая

Было послеполуденное время. Мы только что закончили второй завтрак. Семейство в эти часы, как правило, отдыхало, хотя я никак не могла усвоить эту привычку.

Ко мне в комнату постучали, и открыв дверь, я увидела конюха Армана.

– Мадемуазель, – сказал он, – я получил сообщение от моего хозяина.