– Не могу с тобой не согласиться по этому поводу, Барри, – осторожно сказал он.

– Мы придерживаемся того мнения, что если Рудину не удастся убедить Политбюро продолжать политику уступок, которую он проводит по отношению к вам в Каслтауне, он падет. В этом случае вопрос о его преемнике будет решаться всем Центральным Комитетом. А там, увы, Ефрем Вишняев пользуется значительным влиянием и у него много друзей.

– Справедливо, – согласился Кан. – Но это же можно сказать и о Василии Петрове. Может быть, даже в большей степени, чем о Вишняеве.

– Без сомнения, – присоединился к его мнению Ферндэйл, – и Петров бы обеспечил место преемника себе, если бы за ним была поддержка Рудина, который вышел бы на пенсию в положенное время и на его условиях, а также его бы подпирал Иваненко, чье КГБ смогло бы противодействовать влиянию маршала Керенского в Красной Армии.

Кан широко улыбнулся и заметил своему гостю:

– Ты передвигаешь вперед много пешек, Барри. Какой гамбит ты разыгрываешь?

– Всего лишь пытаюсь сравнить наши впечатления, – ответил Ферндэйл.

– Хорошо, значит ты всего лишь пытаешься сравнить наши впечатления. По правде говоря, мы в Лэнгли придерживаемся во многом аналогичного мнения. Дэвид Лоуренс в госдепе также согласен с нами. С другой стороны, Стан Поклевский хочет держаться с Советами в Каслтауне жесткой линии. Президент – где‑то посередине, как обычно.

– Но Каслтаун имеет для него ведь важное значение? – предположил Ферндэйл.

– Не то слово. В следующем году будет последний год его правления. Через тринадцать месяцев у нас будет новый президент. Билл Мэтьюз хотел бы уйти достойно, оставив после себя всесторонний договор по ограничению вооружений.

– Мы вообще‑то полагали…

– Ага, – перебил его Кан, – мне кажется, ты собираешься продвинуть вперед своего слона.

Ферндэйл улыбнулся подобному сравнению генерального директора его службы.

– …что Каслтаунские переговоры наверняка будут прерваны, если Рудин будет свергнут сейчас. А также, что он мог бы воспользоваться какими‑то результатами в Каслтауне – с вашей стороны, чтобы убедить колеблющихся в своем лагере: он добивается дела, и он именно тот человек, которого следует поддерживать.

– Значит, уступки? – спросил Кан. – На прошлой неделе мы сделали окончательный анализ урожая зерна у Советов: они загнаны в угол. По крайней мере, так выражается Поклевский.

– И он прав, – сказал Ферндэйл. – Но только в этом углу скоро начнут рушиться стены, а снаружи поджидает дорогой товарищ Вишняев со своим военным планом. Мы‑то прекрасно знаем, к чему это может привести.

– Я тебя понял, – задумчиво промолвил Кан. – Честно говоря, прочитав все сообщения «Соловья», я во многом пришел к таким же выводам. Сейчас у меня готовится одна бумага, предназначенная только для президента. На следующей неделе, когда он и Бенсон встретятся с Лоуренсом и Поклевским, она будет у него.

– Эти цифры, – спросил президент Мэтьюз, – они что, показывают полный урожай зерна, который Советы убрали в прошлом месяце в закрома?

Он бросил взгляд на четырех человек, сидевших перед его столом. В дальнем углу в камине потрескивало горящее полено, добавляя последний видимый мазок к и без того теплой атмосфере, обеспечиваемой центральным отоплением. За выходящими на юг пуленепробиваемыми стеклами газоны были покрыты первой ноябрьской утренней изморосью. Будучи выходцем с Юга, президент Уильям Мэтьюз обожал тепло.

Роберт Бенсон и доктор Майрон Флетчер одновременно утвердительно кивнули.