Текст посланий не менялся. Они прибывали через каждые два-три дня, пока не вызвали в людях тревогу.

Нет ли у подобных предупреждений какого-нибудь тайного умысла?

Больше всего были озабочены получавшие соболезнования. «А что, если это предупреждение о поджоге?», думал кое-кто. Листовки собрали и отнесли в полицию. Если это шутка, то у шутника не все в порядке с чувством юмора.

На посланиях стоял штамп местной почтовой конторы. Это указывало на местного жителя — конечно, в случае, если кто-нибудь специально не являлся сюда, чтобы отправлять свою почту.

Почерк автора давал больше информации. Все предупреждения были написаны рукой школьника и в их текстах встречались характерные для детей ошибки. Эксперт предположил, что листовки действительно написаны кем-то из детей, почерк специально не изменен и не скопирован.

«Вероятнее всего, что это ученик начальной школы», — утверждал эксперт.

В то же время полиция начала выяснять, что общего могло быть между получателями предупреждений. Выяснилось, что у них у всех были дети, посещающие местную школу. Кроме того, все они учились в одном классе. Это обстоятельство облегчило поиски.

В конце-концов полиция напала на след Соихи Оно, почерк которого был идентичен тому, которым написаны листовки. Оно вызвали на беседу и поставили перед фактами. Полицейским пришлось разбираться с десятилетним мальчишкой! В результате строгого перекрестного допроса он признался, что хотел предостеречь некоторых одноклассников от пожара.

— А почему ты тогда не подписывался?

— Ведь я посылал эти письма девочкам. Я стеснялся подписываться.

— А почему ты посылал так много предупреждений?

— Потому что ежедневно где-нибудь случаются пожары. Поэтому я беспокоился. Хотел предупреждать до тех пор, пока не пойдет дождь.

Виновным оказался малолетний ребенок. Поскольку он упорствовал, то существование какого-нибудь злого умысла доказать было невозможно. Листовки содержали лишь предупреждения, их содержание ни в коей мере не противоречило закону. Правда, в сухую зиму подобные предупреждения могли вызвать страх намеренного поджога. Оно утверждал, что таким образом хотел проявить свою симпатию по отношению к некоторым одноклассницам. Он и раньше интересовался этими девочками. Конечно, Соихи было рановато интересоваться противоположным полом, но можно было предположить, что он демонстрировал бы свои чувства именно подобным образом. Трудно было обнаружить в его действиях что-нибудь криминальное, если он даже и терроризировал эти семьи намеренно, в данном случае дело имели с десятилетним ребенком, который не подлежал уголовной ответственности.

— Этот мальчишка должен быть чертовски смышлёным и достаточно хорошо знать законы, чтобы угрожать кому-нибудь так, что за это нельзя было бы назначить наказание.

— Ерунда! Он учится только в четвертом классе. Моему мальчишке столько же лет и он ни черта не смыслит в мировых проблемах.

— Страшно думать, что он мог бы вместо любовных писем посылать подружкам предупреждения о поджоге.

Обнаружив автора листовок, полиция пришла к выводу, что в данном случае преступные намерения не имеют места. Это подтвердили также показания пяти одноклассниц Оно.

— Соихи Оно попросил у меня тетрадь по химии!

— Мы боялись, что вдруг он не вернет наши тетради.

— Может быть, это и рассердило его? И тогда он начал посылать эти листовки.

Казалось, что именно здесь может таиться мотив угроз. Поскольку все пять девочек были примерными ученицами, то вполне естественно, что одноклассники хотели списывать у них. Даже в случае, если Оно обиделся из-за отказа, это нельзя было непосредственно связывать с отправлением предупреждений.