Вспомнив о мачехе, девушка вздрогнула, и герцог быстро произнес:
— Сейчас мы не будем говорить об этом. Впереди еще долгий путь. Я хотел бы услышать всю историю целиком, но расстраивать тебя у меня нет никакого желания.
— Как же мне не расстраиваться… ведь я вовлекла тебя в такие опасности…
— Ты же знаешь, что я люблю тебя и не могу оставаться в стороне от твоих дел.
Джиованна крепче сжала его руку и сказала:
— Только ты можешь говорить… так прекрасно… и если ты любишь меня… я полюбила тебя с того самого мгновения, как увидела… когда ты спас меня у водопада.
— О водопаде мы тоже не будем, — предложил герцог, — я не могу даже думать о том, что едва не потерял тебя.
Я хочу говорить только о нашей любви, хочу рассказать, что я искал тебя всю жизнь. Едва я поверил, что никогда моей мечте не сбыться, как ты вошла в мою жизнь словно по волшебству.
Он умолк, а потом добавил:
— Ты моя, Джиованна, и я никогда не отпущу тебя!
Добравшись до станции Инвернесс, герцог отправил несколько телеграмм своему курьеру, чтобы тот встретил его в Лондоне и подготовил все необходимое для путешествия в Неаполь.
Начальник станции был так поражен визитом герцога Инверкарона, что приказал сразу же проводить герцога с Джиованной в лучшие спальные купе. Россу выделили смежное купе. Условия эти очень отличались от тех, в которых приходилось прежде путешествовать офицеру Мак-Кэрону.
Дорога утомила Джиованну, и герцог, велев прислуге подготовить постель, уложил девушку спать. Он понимал, что бедняжка всего боится, и, хотя герцог не раз гарантировал Джиованне безопасность, предпочитал не оставлять ее одну в темноте.
Сам герцог не исключал возможности того, что по прихоти судьбы в одном поезде с ними окажется Кейн Хорн.
Поэтому он попросил постелить ему в купе Джиованны и лег спать, не раздеваясь. Благодаря его присутствию, впервые со времени отъезда из замка девушка уснула спокойно.
Герцог верил, что любовь к нему придаст Джиованне уверенность, и окончательно убедился в этом, когда поговорил с Джиованной у нее в каюте, пока судно переправлялось через пролив. Герцог опасался, что на море девушке станет плохо, но не говорил об этом, а сама Джиованна была неописуемо счастлива путешествовать с ним вместе и едва ли замечала неудобства.
Курьер, нанятый для герцога в Сен-Панкрасе, был знающим человеком, говорившим и по-французски, и по-итальянски. Войдя в курс дела, он послал все необходимые срочные телеграммы, и в результате на корабле герцог получил отдельную каюту — неслыханная роскошь! — а в поезде, уходившем из Кале, путешественникам выделили целый вагон.
Джиованна была в восторге.
— Я слышала, что именно так путешествует королева, — восхищалась она, — но теперь я знаю, что герцог — тоже почти король.
Герцог смеялся.
— Не совсем так, — отвечал он, — но я рад, что тебе нравится.
Курьер забронировал для них роскошный вагон с двумя спальнями, в которых стояли кровати на медных ножках, и вся мебель прикреплялась к стенам.
— У меня такое чувство, будто это наш собственный дом, — воскликнула Джиованна.
— Скоро он у нас будет, — тихо ответил герцог.
В глазах Джиованны светилось счастье, а после появилась серьезность, когда девушка задумалась о том, что ждало путешественников впереди.
Герцог снял с Джиованны шляпку и расстегнул шубку, оставив ее на случай, если девушке будет холодно.
— Садись, — пригласил он. — Когда поезд тронется, Росс подаст нам ужин — я уже распорядился. Думаю, нам обоим не повредит бокал шампанского. |