До войны центр военно-биологических разработок располагался в Кирове, в 1946-м новый появился уже в Свердловске: в его колоссальных штольнях расположены масштабные цеха по производству всевозможной гадости и линии по снаряжению боеприпасов. Тогда же организовали и третий институт этой системы - в Загорске. Загорск-6 специализировался на вирусологии и токсинном оружии. Основные лабораторные и заводские мощности разместили в специальных подземных бункерах, способных выдержать прямой бомбовый удар. Все наши боевые геморрагические лихорадки - результат работы именно этого института.

Впоследствии возникло 15-е главное управление Министерства обороны, которое и возглавило подготовку к биологическому нападению. Главной целью всех этих работ было именно нападение, а не оборона, потому как с защитой мы отставали. Это хорошо видно хотя бы по этой самой конго-крымской и всем остальным геморрагическим лихорадкам. Скажем, конго-крымская лихорадка мало чем отличается от других, смертность до 40 процентов, противоядия нигде в мире нет, распространяться может аэрозольным путем. Очень хороша для военного применения, но все-таки я не думаю, что на ее основе сделали оружие.

В начале 60-х структура военно-биологического комплекса выглядела примерно так: вирусами и токсинами занимался Загорск, бактериями - Свердловск и Киров. В Свердловске соорудили целое производство: реакторы по созданию биомассы, линия рассыпки-разливки по конкретным боеприпасам. В Загорске создали оружие на базе натуральной оспы и хранили ее боевой запас. На чуме специализировался Киров. Там же были и мобилизационные запасы.

Параллельно военной, закрытой, существовала и гражданская система предприятий, которая освобождала армию от необходимости заниматься проблемой защиты от биологического оружия.

- А ваша лаборатория была открытой или закрытой? - спросил Денис.

Сорокин поболтал ложкой в пустом стакане, потом отставил стакан.

- Я дойду до этого в свое время, - сказал он, - постарайтесь не перебивать меня, я могу потерять мысль. Сначала мы создавались как исключительно гражданское предприятие, которое должно было обеспечивать компьютерную поддержку Кировских, Свердловских и Загорских проектов. Мы занимались аналитикой, а там сидели специально обученные люди, которые проверяли наши измышления. Результаты были настолько ошеломляющими, что нас засекретили быстрее, чем мы успели что-либо вякнуть.

- А чем в это время занимались американцы? - снова спросил Денис, забыв, что его попросили не перебивать.

- Они занимались тем же самым, - ответил Сорокин, - но на вооружение биологическое оружие они никогда не принимали, а после событий 1969 года работы над этим и вовсе прекратились. Тогда в их исследовательском центре произошла утечка, и один из вирусов поразил стадо овец. Возник колоссальный скандал, и программу закрыли. Им не удалось ни создать действенных боеприпасов и поставить производство на поток. А мы наладили производственные линии, выпуск и складирование боеприпасов. Мы не просто готовились к масштабной биологической бойне, мы единственные в мире были готовы ее вести!

Однако главные события стали разворачиваться в 1972-м году. СССР присоединился к конвенции о запрете на разработку, испытание и производство биологического оружия. Впервые искусственно был создан ген. И наши биологи в погонах отправили в ЦК письмо: если генетику применить к военной микробиологии, получится мощнейшее оружие, которое нашим вероятным противникам и не снилось. И вырос еще один "чумной архипелаг": институт прикладной микробиологии в Оболенске занялся бактериями, в мощный вирусологический центр в Кольцове ( это под Новосибирском) перенесли работы по военному применению натуральной оспы, в Ленинграде создали институт особо чистых веществ, в Степногорске - это в Казахстане, очень мощный институт микробиологии.