Он
им врал, a ces princes russes, всякую пресную дребедень из старых альманахов „Шаривари“ и „Тентамарра“, а они, ces princes russes, заливались
благодарным смехом, как бы невольно сознавая и подавляющее превосходство чужестранного умника, и собственную окончательную
неспособность придумать что-нибудь забавное.
А между тем тут была почти вся „fine fieur“ нашего общества, „вся знать и моды образцы“. Тут был граф Х., наш
несравненный дилетант, глубокая музыкальная натура, который так божественно „сказывает“ романсы, а в сущности, двух нот разобрать не
может, не тыкая вкось и вкривь указательным пальцем по клавишам, и поет не то как плохой цыган, не то как парижский коафер; тут был и
наш восхитительный барон Z., этот мастер на все руки: и литератор, и администратор, и оратор, и шулер; тут был и князь Т., друг
религии и народа, составивший себе во время оно, в блаженную эпоху откупа, громадное состояние продажей сивухи, подмешанной дурманом; и
блестящий генерал О. О.. который что-то покорил, кого-то усмирил и вот, однако, не знает, куда деться и чем себя зарекомендовать и Р.
Р., забавный толстяк, который считает себя очень больным и очень умным человеком, а здоров как бык и глуп как пень...
Тот же Р. Р. почти один в наше время еще сохранил предания львов сороковых годов, эпохи „Героя нашего времени“ и графини
Воротынской. Он хранил и походку враскачку на каблуках, и „le culte de la pose“ (по-русски этого даже сказать нельзя), и
неестественную медлительность движений, и сонную величественность выражения на неподвижном, словно обиженном лице, и привычку,
зевая, перебивать чужую речь, тщательно рассматривать собственные пальцы и ногти, смеяться в нос, внезапно передвигать шляпу с затылка
на брови и т. д. и т. д. Тут были даже государственные люди, дипломаты, тузы с европейскими именами, мужи совета и разума,
воображающие, что золотая булла издана папой и что английский „рооr-tax“ есть налог на бедных; тут были, наконец, и рьяные, но
застенчивые поклонники камелий, светские молодые львы с превосходнейшими проборами на затылках, с прекраснейшими висячими
бакенбардами, одетые в настоящие лондонские костюмы, молодые львы, которым, казалось, ничего не мешало быть такими же пошляками,
как и пресловутый французский говорун; но нет! не в ходу, знать, у нас родное,— и графиня Ш., известная законодательница мод и гран-
жанра, прозванная злыми языками „Царицей ос“ и „Медузою в чепце“, предпочитала, в отсутствии говоруна, обращаться к тут же
вертевшимся итальянцам, молдаванцам, американским „спиритам“, бойким секретарям иностранных посольств немчикам с женоподобною, но уже
осторожною физиономией и т. |