– А ты сильная? – спросил Дима, даже не обратив внимания на ее мнение о нем – он‑то точно знал, что он не сильный.
– Сильная.
– А в чем это выражается?
– Вы не верите? Но я всегда говорю правду. Я не знаю, в чем выражается, просто… вокруг то и дело кто‑то жалуется, какие‑то беды у всех, скучища! Со мной такого не бывает. Я всегда все делаю правильно, поэтому никаких бед у меня быть не может, – она серьезно и честно смотрела ему в глаза. Дима молчал. – Вот захотела с вами познакомиться – и познакомилась. И вам приятно, и мне. Хотя со стороны это выглядело нехорошо, будто я за вами побежала. Но я уже знаю, вы такой, что все поймете правильно.
– А если бы ты… полюбила?
– Полюбила? Ну и что? Полюбила бы и полюбила.
– Не доводилось еще?
– Ой, что вы! – она серебристо засмеялась. – Так рано нельзя! Это же сразу себя ограничивать. В моем возрасте надо развиваться во все стороны.
– Н‑да… Ну что я могу сказать? Ты – гений.
Она покраснела от удовольствия.
– Мама, когда меня провожала, так и говорила: смотри, Виканька, не влюбись на югах! А там, правда – так и лезут… И все такие дураки! Рассказывают что‑нибудь, где какую бутылку пил или про жену плохую, а на коленки так и смотрит! Вот вы ни разу…
Я просто стесняюсь, чуть не ляпнул Дима, а на самом деле очень хочется. И вдруг понял, что уже не хочется. Златовласка незаметно и быстро разонравилась ему. Что‑то в ней было ненастоящее.
– А не на югах? – спросил он. – Всерьез в тебя влюблялись?
– Ну конечно! – она даже удивилась этому вопросу. – Сколько раз! Вот сейчас один мальчик из бывшего класса очень меня любит. Он такой забавный, все в кино меня водит. В школе такую интригу придумал, чтобы сесть за мою парту!
Не «со мной», подумал Дима, а «за мою парту». О господи… А смотри‑ка ты, значит, парты еще есть, не везде заменили на столы.
– Ну и?..
– А мне не жалко. Он всегда интересные фильмы выбирает. Сначала сам посмотрит, проверит, а потом уж мы вдвоем. Он такой чудесный! Весной послала его в «Великан»… забыла, что‑то там модное показывали… «Зеркало», вот! Так он три часа стоял, и был так рад, так счастлив!
– И больше ему ничего не надо? – нагло спросил Дима.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – спокойно ответила она. – По‑моему, он вообще ничего не может. Правда, в кино попробовал обнять однажды. Там и без того духота, я, конечно, потребовала, чтобы прекратил. Так и сказала: Юрик, ты не такой!
Дима уставился в окно. Скорей бы уж приехать, подумал он.
– Я вообще этого не люблю, – продолжала Вика. – Поэтому и на вечеринки не хожу, там вино, танцуют…
– Ты же любишь танцевать!
– Ой, это другое дело! На плясах все незнакомые!
Дима ошарашенно сморщился. Она поджала губы; честно стараясь объяснить, сказала:
– Ну, когда танцуют, ведь обнимают, да? Поцеловать стараются. Если знакомому не разрешишь, он обидится, а разрешишь – он больше захочет. А там все новые, с ними не страшно. И не разрешить можно, и разрешить можно. Как захочется.
– А с ним ты не хочешь плясать?
– С кем? С Юриком? Что вы! – она засмеялась. – Он ведь мне только как человек нравится, а как парень – нет. Я ему про плясы вообще не говорю.
Дима покивал. Фарфоровская с медным стуком прокатилась мимо окон.
– А у вас, Дима, есть девушка? – спросила она. |