Бабуля вышла вся.

– Ох, не бережешь ты матку, ох не бережешь, уж и так возле тебя бьется‑бьется! Всю жизнь ведь болеешь. А сейчас вот и здоровый не можешь шаг шагнуть себе же за лекарством! Ох, эгоиста, ох, эгоиста мы вырастили безжалостного! И я‑то! Здоровья остатки губила, ночей с ним не спала, пеленки стирала, а он теперь волком смотрит…

Юрик пытался читать, но не мог, пока бабуля не удалилась. Не успел он и страницы пробежать, как с кухни донесся шум воды и лязг посуды. Что это она там, с беспокойством подумал Юрик, откидывая журнал.

Бабуля раскрыла настежь окна у себя в комнате и на кухне, и теперь стояла у раковины, на самом сквозняке, жертвенно выскабливая кастрюлю.

– Ты чего? – очумело спросил Юрик. Он даже не понял сразу, что происходит. – Зачем окна‑то?

– Душно тут…

Невинный взгляд, ангельский голосок…

– Ложись немедленно! – Юрик стал рвать у нее кастрюлю. – У тебя же о‑эр‑зэ!

– Коли уж ты матке не помогаешь, мне не мешай. Она и так будто белка в колесе крутится! – бабуля не выпускала кастрюлю, и Юрик не решался рвануть посильнее – встряхнешь ее, приступ еще начнется. Бывало и так. Он бросился закрывать окна.

– Не смей! – бессильно закричала бабуля. – Доктор сказал, при простудах свежий воздух полезен, а матка тут начадила.

В дверь позвонили. Бабуля остолбенела.

– Я открою! – Юрик подскочил к двери. – Может, мама что забыла.

Но это была врач – молоденькая, не по‑врачебному милая, в больших очках.

– Здравствуйте, – она с удовольствием улыбнулась Юрику. За эти десять дней она приходила уже третий раз.

– Добрый вечер, – ответил Юрик, принимая у нее увесистую сумку. Она, уже не спрашивая, что где, пошла мыть руки. Редкая была врач.

– Бабуля, это врач! – крикнул Юрик.

Бабуля попыталась пронырнуть в комнату, но девушка заметила.

– Зачем же вы встаете? – укоризненно спросила она.

– Чайку попить, доченька, – елейно сообщила бабуля, укладываясь.

– Что ж ты, Юрик, бабуле чайку не принес? – врач дружелюбно улыбнулась еще раз и вслед за бабулей прошла в комнату. Юрик с ее сумкой вошел третьим. Он не знал, что ответить, и бабуля, как всегда, упредила его.

– Да господь с тобой, доченька, разве ж стану я его отрывать по пустякам. Он у нас в университет поступил, читает!

Юрик вспыхнул. Врач неодобрительно покосилась на него.

– Ну, давайте я вас послушаю.

– Юрочка, выйди, я рубаху подыму, – приказала бабуля. Юрик вышел, притворил дверь. Неужто опять ничего не пропишет, с ненавистью думал он. Прошлый раз бабуля тоже его вытолкала. Что они понимают, говорила она потом. Сопливку пришлют, чтоб отвязаться. У ней парни одни на уме. Ничего не прописала. Молоко, лежать, больничный вот… Не волновать меня велела. Из комнаты донеслись ритмичные долгие выдохи. Юрик подслушивал. «Покашляйте», – отчетливо раздался голос врача. Бабуля осторожно кашлянула, в горле у нее что‑то булькнуло, и она зашлась. Юрик бросился за пертуссином.

Когда он вбежал в комнату, бабуля, красная, с выпученными глазами, корчилась на диване, вздергивая к подбородку обтянутые одеялом острые колени, а врач, покачивая головой, сосредоточенно строчила, пристроив рецептурный бланк на подлокотнике кресла.

– Напрасно не взяли эритромицин, – проговорила она, не поднимая головы.

– Ч‑что?.. – рассеянно переспросил Юрик, подавая столовую ложку с пертуссином.