Он что-то чертит. Дождь, хлещущий о стекла, по-видимому, нимало не тревожит его. Валь напевает себе под нос и усиленно выводит на бумаге черту за чертой.
Теперь уже решено окончательно — Валь хочет быть инженером. Он просит «друга» отдать его в реальное училище в Тифлисе, потом уедет в Петербург, будет учиться долго и упорно, вернется сюда и устроит мост на Куре, такой, который не снесло бы ни ветрами, ни бурей.
О, как будут тогда гордиться им, Валем, тетя Люда, Андро и «друг», и сестра его Лида, которая кочует за границей из одного университета в другой!
Перед мысленным взором Валя встает такой мост, высокий, могучий, крепкий. Чертеж его он уже составил на бумаге.
Он так увлекся своей идеей, что ничего не видит и не слышит.
— Валь! Валь!
— Что такое? Тебе тоже нравится он, не правда ли?
— Кто он? Ты бредишь.
— Мост! Мост на Куре!
Сандро стоит перед товарищем, ничего не понимая.
— Какой такой мост? Очнись, ради Бога, Валь! Ты спишь.
— Ах, да! Я забылся. Это ты, Сандро? Здравствуй.
— Опомнись, голубь, теперь время прощаться. Уже вечер. Но не в том дело. О, как ты рассеян, Валь.
Лицо Сандро хмуро и печально. Сурово сжаты брови над черными безднами глаз. Он подходит близко, почти в упор к товарищу, кладет ему руки на плечи, потом голосом, исполненным страдания, говорит:
— «Друг» опять молчит сегодня. Молчит и тоскует. О, Валь, это невыносимо. Если еще день продолжится это, я не вынесу и… убегу искать Даню.
— Но ее уже искали всюду. Нигде не нашли.
— Но я не могу видеть лица княжны. В нем стало все темно, как в могиле. Пойми. Мы любим ее все больше жизни и не можем помочь ничем.
— К сожалению, ты прав. Не можем.
— А главное, она одна так гордо несет свое горе. Скрывает от нас, от тети Люды, князя Андрея, ото всех. Ты не знаешь, Валь, что бы я дал, чтобы ее успокоить. Помнишь, как она рыскала по горам верхом, обыскивая окрестности, в надежде найти девочку? Теперь надежда исчезла, и она страдает. Страдает наш бедный любимый, великодушный, «друг».
Последние слова срываются с такой силой с губ Сандро, что Валь невольно хмурится, поджимает губы.
— Что делать, Сандро, что делать?
Они задумываются оба, каждый ушедши в себя. Потом Валь начинает снова:
— Девочку не найти. Ага-Керим и «друг» с князем Андреем и нами изъездили все окрестности. Тетя Люда права: Дане наскучила наша жизнь, и она уехала в Петербург.
— От этого не легче «другу», Валь. Эта девочка своим глупым поступком отравила ей жизнь. Я слышал нечаянно, как она говорила тете Люде нынче: «Если бы только знать, что она в хороших, надежных руках. Я дала слово ее умирающей матери не отпускать ее от себя, пока не встанет она прочно у входа в жизнь. А теперь…» Ах, если бы ты знал, Валь, как дрожал ее голос! Я думал в тот час, что сойду с ума.
— Надо развлекать ее, Сандро. Вот девочки устраивают спектакль. Превратили в театр зеленую саклю, будут играть. Мы тоже придумаем что-либо. Я выстрою мост. Честное слово.
Стук в окно прерывает речь Валентина.
— Кто там? Что за таинственность, когда существуют двери?
— Мальчики, откройте! Ради Бога, откройте поскорее окно!
К стеклу извне прикладывается мокрое, все залитое дождем лицо Маруси. Русые волосы завились от сырости в крупные кольца. Глаза расширены настолько, насколько может волнение расширить маленькие серенькие Марусины глаза. Губы дрожат.
— Вот еще новость! Очаровательная Мария в роли горного душмана хочет прыгать в окно! — произносит Валь и с насмешливой улыбкой распахивает раму. |