Короче говоря, я решил не упускать уникальной возможности. Как сейчас помню: то был холодный январский день.
Ансамбль представлял собой модный в те времена секстет с тремя трубами. В авангарде выступали молодые «звезды» – Фредди Хаббард, Уэйн Шортер и Кёртис Фуллер. Классический состав, замечательно передающий дух того времени. Впрочем, тогда я об этом не задумывался. Ритм-секцию представляли Блэйки, Седар Уолтон и Регги Уоркман. Вокалистом был Джонни Хартман.
Если меня спросят, понял ли я что-нибудь из услышанного тем вечером, я отвечу, что пы-тался, но не смог – это оказалось слишком сложно. Я ведь тогда слушал в основном рок-н-ролл по радио. Самое большее – Нэта «Кинга» Коула. В общем, находился на совершенно ином музы-кальном уровне. В тот вечер играли «It's Only a Paper Moon» и «Three Blind Mice». Обе вещи хо-рошо известные, но то, что я услышал в живом исполнении, лишь отдаленно напоминало ориги-нал. Я не мог понять, зачем надо было так коверкать мелодию, так издеваться над ней. Увы, тогда я не был знаком с понятием импровизации в музыке.
Тем не менее в тот вечер что-то тронуло мою душу, и я инстинктивно почувствовал: «Пусть то, что я слышу сегодня, кажется непонятным, но это что-то определенно несет в себе потенциал для меня самого». По-видимому, полное оптимизма, волнующее звучание возымело свое действие.
Думаю, тогда меня сильнее всего поразила тональность выступления. Звук, рождаемый шестерыми энергичными музыкантами, был одновременно массивным, провоцирующим, мистическим и… черным. Не знаю почему, но звучавшая со сцены музыка ассоциировалась у меня исключительно с черным. Бесспорно, с визуальной точки зрения оно так и было, поскольку все музыканты были темнокожими. Но присутствовало и что-то еще. Я ясно чувствовал: тон игры – черный. Причем это был не просто черный цвет, а какой-то его глубокий оттенок, возможно, черный с примесью шоколада. В таком вот черном настроении и растрепанных чувствах я тогда вернулся домой.
Спустя некоторое время я купил один из ранних дисков Блэйки и в итоге заслушал его до дыр. Это был «Les Liaisons Dangereuses», вышедший под лейблом «Фонтана Рекордз». Когда я слышу такую музыку, я живо представляю конкретный эпизод совершенно конкретной эпохи. И фон ее, разумеется, – черный.
LES LIAISONS DANGEREUSES
(Epic LA-16022)
Арт Блэйки (1919–1990)
Родился в Питтсбурге. В 40–50-е годы оттачивал мастерство, выступая вместе с Билли Экстайном и Чарли Паркером. В феврале 1954-го принял участие в записи «живой» пластинки «Birdland» в составе квинтета Хорэса Силвера. В 1955-м организовал ансамбль «Jazz Messengers». Неоднократно менял состав ансамбля, оставаясь его руководителем до самой смерти. Барабанщик с широкой душой и превосходным чувством меры. Прирожденный бэндлидер, воспитавший много юных талантов.
Стэн Гетц
Стэн Гетц был крайне неуравновешенным человеком, и я бы не назвал его жизнь благопо-лучной и счастливой. Развративший себя наркотиками и алкоголем, эгоистичный, как гигант-ский паровой каток, Гетц не знал, что такое спокойная, нормальная жизнь. Не раз ему приходи-лось терять симпатию и расположение окружавших его женщин и друзей.
Казалось, какую бы грубую жизнь ни вел Стэн Гетц, его музыка никогда не теряла вол-шебной, как взмах ангельского крыла, доброты. Стоило ему выйти на сцену и взять в руки инст-румент, как мир вокруг словно преображался. Как в том мифе, где все, к чему бы ни прикосну-лась рука несчастного царя Мидаса, превращалось в сверкающее золото.
Действительно, главное в музыке Гетца – сияющая золотом мелодия. Какой бы горячей и экспрессивной ни была импровизация, все равно это было сыграно натурально, со вкусом. Играя яркую, полную бесконечного счастья музыку, Гетц настолько свободно владел тенор-саксофоном, что, глядя на него, любому становилось ясно: это от бога. |