– Ну, тогда извините, – развел руками Арсений, и все, включая самого Павла Степановича, слегка оторопели от такого поворота событий.

– Как? Извините?

– Да, извините. Раз вы ни в чем не виноваты, то всего вам доброго и можете быть свободны.

– И вы так легко меня отпускаете? Как же эти ваши нелепые утверждения, что я убийца?

– Но вы же не признались в содеянном!

– Нет. Я не признался. И моей вины в этих убийствах нет. Но когда вас это останавливало?

– Теперь все иначе. И милиция больше не милиция, а полиция. И методы работы у нас другие. Мы не можем засадить за решетку человека, если он отрицает свою вину, а доказать ее не получается. И все же я должен был попытаться получить от вас признание вины. Но раз вы утверждаете, что невиновны, то на нет и суда нет. До встречи и спасибо, что заглянули.

И Арсений лучезарно улыбнулся.

– Прощайте, прощайте!

Павел Степанович нехотя начал подниматься со стула, он явно все еще не верил, что его отпускают. Чувствовал, что есть какой-то подвох. И оказался прав.

– Но все-таки перед уходом я хочу представить вас одному вашему старому знакомому. Уверен, вы будете рады его видеть. Прошу вас!

Павел Степанович как раз в этот момент сумел подняться со стула. Он развернулся в сторону двери, но тут же снова замер.

В дверях стоял мужчина лет шестидесяти. В глаза бросалось гладко выбритое лицо и аккуратная короткая стрижка. Лицо его показалось Фиме знакомым. Она мучительно рылась в памяти, пытаясь вспомнить, откуда же она знает этого типа, и не могла.

А вот у Павла Степановича таких вопросов не было. Он четко знал, кто стоит перед ним. И совсем этому не радовался. Он заметно стушевался, сгорбился и вроде как даже уменьшился в размерах под пристальным, немигающим взглядом стоящего в дверях мужчины.

Наконец он собрался с духом и пробормотал:

– Леня? Ты ли это?

И только тут до Фимы дошло, почему лицо мужчины кажется ей знакомым. Да это же Малкин! И как она могла его не узнать сразу? Ведь видела десяток его фотографий и даже любовалась одной его статуей. Оправдывало Фиму то, что на фотографиях Малкин был гораздо моложе себя нынешнего. А изваявший статую вообще сильно польстил внешности бандита. Впрочем, иначе он бы и не мог поступить.

В кабинете воцарилась тишина. Все глазели на бандита и пытались понять, он или не он. И все же это был он. Это был Малкин. И он молчал, не сводя глаз со своего бывшего соратника, на которого уже жалко было смотреть. Видимо, Павел Степанович все же что-то такое ему одному ведомое прочел на лице своего знакомого, потому что внезапно он сорвался с места и кинулся к Арсению с криком:

– Да, да! Я признаюсь! Это я!

– Что вы?

– Это я убил Михаила! И Тамару тоже я зарезал. Это легко было сделать. Они оба мне доверяли и не опасались. Кто я такой, чтобы они меня опасались? Жалкий червяк, который на ногах-то еле двигается. Больная старая развалина, которого ткни пальцем, он и развалится. А они сильные, здоровые, благодаря деньгам Полины богатые! Нет, они меня не боялись! А я их убил! Леня! Я сделал это не ради денег, а ради твоей Полинки! Не мог видеть, как эти сволочи, которым ты доверился, обирают и унижают девочку! Терпение мое не выдержало. И я им отомстил!

Леонард продолжал хранить молчание, ничем не выражая своего отношения к признанию приятеля.

И тот залепетал дальше:

– Конечно, я должен был дождаться, когда ты сам их покараешь. Но я же не знал, что ты жив. Я был уверен, что ты умер. Все вокруг так говорили. Леонард мертв, вот что я слышал со всех сторон все эти годы! И ты сам ни разу не дал знать о себе! Не прислал мне ни единой весточки.