—Он отправился вместе с Уилбертом и Филлис на пикник.

Я вспомнил и сразу сделал серьезный вид.

—Значит, он следит за ними. Очень серьезно относится к своим обязанностям.

—Он глаз с Уилберта не спускает.

—Уж с кого-кого, а с клептомана нельзя глаз спускать.

—С кого?

—Так тебе не сказали? У Уилберта воровской диагноз.

—С чего ты взял, что он вор?

—Он ворует вещи. Все, что не привинчено и не прибито гвоздями.

—Не будь таким дураком.

—Ты напрасно меня обижаешь. Он взял сливочник дяди Тома.

—Я знаю.

—Ты знаешь?

—Конечно.

Ее хладнокровие меня поразило. А я-то думал, будто поведанное мной обдаст ее кровь стужей и водрузит ее перманент стоймя как иглы на взъяренном дикобразе!…

—Черт возьми, как спокойно ты это воспринимаешь.

—А с какой стати мне волноваться? Это Том продал ему сливочник.

—Что?!

—Уилберт связался с ним в Хэррогейте и предложил сделку, Том позвонил мне и сказал, чтобы я отдала сливочник. Это лишний раз подтверждает, как держится Том за другую сделку.

Я шумно глотнул воздух, на этот раз без примеси джина и тоника. Я был изумлен.

—Ты хочешь сказать, — сказал я трагическим голосом, — что я напрасно проделал всю эту нервную работу?

— Что за нервная работа, ты всегда был такой бездельник.

—Да, а мамаша Крим? Она все время заглядывала в комнату своего чада, как только я приступал к поискам этого проклятого сливочника. Ведь я-то думал, что он спер его и там припрятал.

—И она тебя на этом поймала?

—И не однажды.

—И что она сказала?

—Она посоветовала мне пройти курс лечения у Родди Глоссопа, она слышала, что прекрасно справляется с душевнобольными. Я догадываюсь, почему она мне об этом сказала. Когда она меня засекла, я был наполовину упрятан под комод, конечно же ей это показалось странным.

—Берти! Но это действительно глупо!

—Я пытался возразить ей, но слова мои потонули в ее громком смехе. Я никогда не слышал, чтобы кто-либо так смеялся, даже Бобби, когда я мне по носу ударили грабли.

—Я бы отдала пятьдесят фунтов стерлингов, чтобы оказаться там, — сказала она, когда наконец ее голосовые связки оправились от хохота. Так говоришь, ты торчал из-под комода?

—Это было во второй раз. В первую нашу встречу я сидел на полу со стулом обмотанным, вокруг шеи.

—Это как Елизаветинский воротник, какие носили во времена Томаса Ботвы.

—Ботвея, — возразил я сурово. Вы же знаете, я не люблю, когда выражаются неграмотно. И еще я хотел сказать, что я надеялся, что передо мной сочувствующая родственница, а не мешок со смехом, но в этот момент дверь открылась и в комнату вошла Бобби.

Я сразу же понял, что она какая-то странная. Обычно Бобби выглядит так, будто она лучше всех. Потому она всегда такая оживленная. Но на этот раз она была какая-то тихая, погруженная в себя, но не так как это делает кот Агустус: скорее она была похожа на женщину с одной в Лувре. Дживз как-то подвел меня к этому шедевру и сказал: вот головка, на которую свалилась мировая тоска. Помню, он обратил мое внимание, какие у этой женщины тяжелые усталые веки. Я посмотрел на Бобби и пожалуй согласился с Дживзом.

Бобби разверзла свои тонкие уста, будто она только что высосала целый лимон, и сказала:

—Миссис Траверс, я хотела взять ту книжку Миссис Крим, которую начала читать.

—Конечно, дитя мое, — сказала моя тетушка. — Чем больше людей читает ее книги, тем лучше. Это очень поможет общему делу.

—Надеюсь, ты хорошо добралась, Бобби, — сказал я.