— Он будет лежать?
— Несколько месяцев. Пять или шесть, — предположил я. — Одни годы холоднее других.
— Это место не подходит для моего народа, — сказала она, — он не примет его.
— Они научатся жить здесь, к тому же тут много дичи. — Я указал на холмы, расположенные на западе. — Они могут затеряться в горах. Там очень красиво.
— Я пойду назад, — решила она.
— А я, вероятно, пойду на запад. А то останусь здесь, на краю равнины.
До сих пор такой вариант мне даже не приходил в голову, но тут я решил, что останусь. Найду место где-то у подножия гор и останусь.
Для меня, который всегда мечтал путешествовать, такой поворот получался странным. Глупая мысль! Она, конечно, уйдет. Я не сомневался в этом. Однако мысль не покидала меня.
— Здесь? — Она посмотрела вокруг. — Но ты один! Здесь никого не будет!
Я пожал плечами:
— Мне часто приходится жить одному. Это в моем характере.
— Но тебе понадобится женщина!
— В свое время найду. — Я улыбнулся. — Может, даже из племени коунджерос. Или ачо, как у Кеокотаа. — Глаза ее стали холодны. Она взглянула на меня и отвернулась. — Мужчинам-индейцам женщины нужны для того, чтобы обрабатывать шкуры. После охоты у них много работы, но я привык все делать сам. Во время этого путешествия я сам шил себе мокасины, а потребуется — сошью и гетры, и куртку. А женюсь я только ради любви.
— Любовь? Что такое любовь?
Это было то, о чем я ничего не знал, но о чем много думал.
Слишком много для мужчины, который не собирался иметь дело с женщиной… пока.
— Понимаешь, между мужчиной и женщиной бывает что-то такое, что трудно объяснить… чувства… Общие интересы… совместные путешествия… это…
Внезапно объявился Кеокотаа.
— Кто-то идет! — сказал он.
Встав между деревьями, я увидел их.
Двое мужчин стояли у ручья и смотрели в нашу сторону.
— Коунджерос, — констатировал Кеокотаа.
Никто из нас не ответил. Мы просто наблюдали. Я чувствовал, как медленно, тяжело бьется мое сердце. Я подумал о том, что мои пистолеты лежат в пещере. Наверное, глупо иметь их и не носить всегда с собой. Трудно сказать, когда придет время применить их, но они представляли собой то, на что можно положиться, что может спасти всех нас.
Коунджерос, вероятно, воевали с испанцами, и огнестрельное оружие для них не внове, но мои пистолеты гораздо лучше любого другого огнестрельного оружия, которое я когда-либо видел. Они представляли собой своего рода шедевры, созданные великим мастером. От них могло зависеть мое будущее, а также будущее Ичакоми.
Ушли ли незнакомцы? Или нам показалось, что ушли. Мы не двигались, боясь привлечь их внимание, если они вдруг оглянутся.
— Слава Богу, — прошептал я, — следов нет!
Ичакоми обернулась и взглянула на меня.
— Кто такой Бог? — спросила она.
С минуту я стоял молча. Как ответить на такой вопрос? Я не проповедник и не священник. Не изучал религию. Почему же я знал так мало?
— Он — Отец! Он присутствует везде, во всем. Он…
— Солнце?
— Это одно из его проявлений. Он более велик, чем само Солнце.
— Чем само Солнце? — Она холодно смерила меня своими темными глазами. — Солнце дает жизнь всему и всем. Солнце — наш предок.
Религиозные темы я всегда избегал, чувствуя себя недостаточно компетентным, чтобы обсуждать их. |