Через три дня вечером, когда солнце во всем своем великолепии склонялось к закату над долиной Блекмур и окна Шестона казались жителям этой долины огненными языками, больному учителю послышалось, что кто-то подъехал к дому, и через минуту в дверь спальни постучали. Филотсон не ответил, дверь нерешительно приоткрылась, и вошла Сью.

    На ней был светлый весенний костюм, и в ее появлении было что-то призрачно-нереальное, словно в комнату впорхнул мотылек. Он взглянул на нее, покраснел, хотел было что-то сказать, но удержался.

    — У меня нет тут никаких дел, — начала она, наклонив к нему испуганное лицо. — Но до меня дошли слухи, что ты болен, серьезно болен, и вот, зная, что ты допускаешь возможность иных отношений между мужчиной и женщиной, чем плотская любовь, — я приехала.

    — Я не так уж серьезно болен, дружок мой. Мне просто нездоровится.

    — Этого я не знала. Боюсь, что в таком случае мой приезд ничем не оправдан.

    — Да, да. Пожалуй, тебе лучше было бы не приезжать. То есть я хочу сказать, что ты чуточку поспешила. Ну да ладно, пусть будет так. Ты, наверное, ничего не слышала о событиях в нашей школе?

    — Нет. А что?

    — Я ухожу отсюда на другое место. Не поладил со школьным комитетом, и мы решили расстаться — вот и все!

    Ни в эту минуту, ни после Сью даже не догадывалась о том, какие неприятности он навлек на себя, дав ей свободу. Ей это просто не приходило в голову, а новостей из Шестона она не получала. Они немного поговорили о том, о сем, и когда ему был подан чай, он приказал изумленной маленькой служанке принести чашку чаю Сью. Эта молодая особа интересовалась их делами гораздо больше, чем они предполагали: спустившись в кухню, она возвела глаза к небу и в совершенном изумлении всплеснула руками. Во время чаепития Сью подошла к окну.

    — Какой чудесный закат, Ричард! — проговорила она задумчиво.

    — Они почти всегда хороши, когда смотришь отсюда, наверное, потому, что лучи пронизывают туман над долиной. Но это не для меня: солнце не заглядывает в сумрачный угол, где я лежу.

    — А может, ты полюбуешься им хоть сегодня? Небо словно разверзлось над нами!

    — И хотел бы, да не могу.

    — Я помогу тебе.

    — Нет… Кровать невозможно передвинуть.

    — А вот посмотри, что я сделаю.

    Она сняла со стены вращающееся в раме зеркало и поставила его на подоконник так, чтобы в нем отражался закат, а затем стала поворачивать до тех пор, пока отраженные лучи не упали на лицо Филотсона.

    — Ну вот, теперь тебе видно, какое солнце огромное и яркое! — воскликнула она. — Я уверена… я так надеюсь на то, что оно тебя подбодрит!

    В голосе ее была ласковость раскаявшегося ребенка, который не знает, чем еще он может загладить свою вину.

    — Странное ты создание, — печально усмехнулся Филотсон, когда в глаза ему блеснуло солнце. — Вздумала вдруг приехать ко мне после всего того, что между, нами произошло!

    — Не будем ворошить прошлое! — быстро сказала она. — Мне надо доспеть на омнибусе к ближайшему поезду. Джуд не знает, что я здесь, потому что его не было дома, когда я выезжала, так что мне надо поскорее вернуться. Я так рада, что тебе лучше, Ричард. Ты ведь не чувствуешь ко мне ненависти? Ты всегда был таким добрым моим другом!

    — Рад слышать, что ты так думаешь, — хрипло проговорил он.