— Жалко голубятню! — загрустил Костя.

Ведь, раньше в сарае имелась голубятня. Да, видимо, потом она совсем одряхлела.

— А что, — подумал Костя, — не построить ли из этих палок чего?

Он взял две самые большие доски и поставил их огромной буквой "Л".

Однако гигантская буква шаталась от ветра и норовила упасть. Тогда Костя подпер ее деталью бывшего дверного косяка, и буква "Л" превратилась в гигантский треножник.

Мимо шел однорукий почтальон Кадыков. Правый рукав его почтальонской куртки был заправлен в карман, и казалось, что рука в нем все-таки есть, только он Кадыков ее все время отчего-то держит в кармане. На его правом плече имелась сумка, из которой выглядывала свернутая в трубку пачка газет.

Он задумчиво остановился возле деревянного треножника.

— Вигвам делаешь? — поинтересовался Кадыков. — Индейское народное жилище?

— Не, — ответил Костя, подтаскивая бревно к постройке, которая, как оказалось, не была индейским вигвамом.

Почтальон присел на случившуюся рядом чурку и принялся размышлять, чего-ж этот Крыжовников строит. Не шалаш ли?

— Да не шалаш ли? — спросил почтальон.

— Не, — объяснил Костя, — не шалаш.

Почтальон так задумался, что стал даже качать одной ногой. Словно подкачивал из земли в голову мысли. Но, видимо, мысли шли слабо.

Он достал из сумки газету "Труд" и стал бродить по ней глазами, пытаясь найти что-то похожее на творение Крыжовникова.

Передовицу украшала фотография с силуэтом парижской Эйфелевой башни и надписью: "Нужно ли России в НАТО?".

— Ейфелевая башня! — ахнул почтальон.

Кадыкову представилось родное село, украшенное перед сельсоветом знаменитым творением архитектора Эйфеля.

— Давай, пособлю!

Он положил сумку на пенек и одной имевшейся рукой принялся пособлять.

Через два часа балки и плинтуса кончились. В центре села Чушки стояло сооружение, разрезавшее родное небо неродными, незнакомыми очертаниями.

— Елка что ли? — с сомнением почесал лоб удивленный почтальон.

— Не, японское национальное здание. Пагода.

— Ну? — ответил почтальон, удивляясь, что одною рукою смог построить такую интересную штуку.

— Мы теперь ее под гараж пустим, — предложил он. — Или под картофельный склад. У нас давно в Чушках картофельный склад надобен.

Крыжовников задумчиво вертел в руках последнюю небольшую, но крепкую деревяшку. На конце ее было утолщение, придававшее палке сходство с посохами, которыми дрались монахи из монастыря Шаолинь.

Вдруг Крыжовников испустил боевой, восточного оттенка клич и ахнул палкой по самой большой, опорной балке пагоды. Словно раненая, она наклонилась и стала покачиваться, выбирая место, куда бы упасть. Наконец, сделав выбор, она ухнула точно в то место, где покоилась в виде военного заграждения типа "еж" два часа назад.

Пыль и какие-то голубиные перья оседали на остолбеневшего почтальона Кадыкова. Кое-что даже залетело в рот, который еще долго оставался незакрытым.

— Привязываться к вещам — вредно, — объяснил Крыжовников и, что-то напевая, удалился в сторону дома под номером 1 по улице Широкой.

Если бы почтальон прислушался к его песне, то все равно бы ничего не понял, потому что пел Костя киотскую песню — хвалу восходящему солнцу, которая переводится примерно так: "Сколь приятно, сидя у ручья, встречать новый день!"

Мудрость Маши Златорукой

Был в селе Чушки дом под номером 5.