— Жмот, — решил Дрын и ахнул железякой по калитке.
— Дрын! — сказала калитка и в обмороке упала на снег.
Тяжело погружаясь в сугробы, которые издалека могли показаться сахарными, Дрын пробрался к двери чуть покосившегося серого дома.
Преступник, конечно, не знал, что днем-то этот дом зеленый с белыми резными наличниками.
— Дрын! — охнула дверь и свалилась куда-то в теплую черноту дома.
В лицо преступнику ударил запах блинов и ватрушек, но, к сожалению, остановить его не смог.
Едва грабитель скрылся в доме, шапка небольшого сугроба перед крыльцом съехала от тяжести вниз, и под нею обнаружилось лицо. Причем без каких-либо признаков щек и очков. Как обычно Константин Крыжовников медитировал, сидя на снегу в японской специальной одежде. Хотя Крыжовников к моменту появления Дрына успел слиться со вселенским разумом, его собственный ум не спал. Костя прекрасно видел, как плотный замерзший тип, на плечах которого имелась гнутая железяка, взломал дом и исчез внутри.
— Каждый делает собственную карму своими действиями, — рассуждал Крыжовников, подразумевая под дзэнским словом "карма" русское понятие "судьба". — А потом получает за них награду или несет ответственность.
За прямоугольником окна столовой комнаты запрыгал мячиком свет карманного фонаря. Вдруг в доме что-то лопнуло и брызнуло в стены со стекольным звоном.
— В данном случае, конечно, имеется в виду ответственность, — раздумывал Костя.
Световой мячик поскакал дальше и переместился в окно спальни. Там что-то грохнуло, а затем ухнуло.
— Но мы-то не должны вмешиваться, — мыслил Костя. — В этом есть кому разобраться.
Тут дом вздрогнул от погреба до самой крыши. Казалось, что где-то внутри него неожиданно произошел заворот кишок.
На крыльце дома появился Дрын. Луна холодным блеском своего лица осветило лицо преступника. Стали видны мощные надбровные дуги, под которыми двумя угольками горела неудовлетворенная чужим имуществом душа.
— Где видак? — читалось в блеске под надбровными дугами. — Где мобила?
Мысли преступника были такими громкими, что Костя Крыжовников, обладавший неслыханными способностями, их сразу услышал.
— Нету, — сказал Костя. — У нас только телевизор "Славутич" есть и холодильник "Орск". А звонить мы в райцентр ездим. В почтамт.
Страшно. Страшно сделалось Дрыну от этих слов из под сугроба.
С криком: "Леший!" он бросился к калитке, возле которой, уже поигрывая мышцами под форменным пиджаком, стоял участковый Семашко.
А по улице Широкой поднимались все мужики села Чушки, которым чего-то надоело сидеть дома.
— Эх, дуби-и-нушка у-ухнем! — доносилось снизу Широкой. — Э-эх, родимая, сама пойдет.
Понял Дрын, что против этой "дубинушки" чушкинских мужиков, его железяка слабовата будет и поднял вверх руки, за которые его, впрочем, тут же и отвели куда надо.
— В этом есть кому разобраться, — сказал Костя и, стряхнув с себя снег, пошел в дом.
А "видак", между прочим, привез себе из Африки агроном Яблочкин.
Душа-булыжник
— Материя. Везде материя, — говорил слесарь Златорукий, сидя на лавочке у сельсовета. — Она мне душу теснит. Воздуха не дает.
"Материей" слесарь Златорукий назвал радиоприемник "Весна", который держал на коленях.
— Ураган разрушительной силы обрушился на побережье Флориды, — сообщил мужской голос из радио.
Златорукий окаменел, вслушиваясь в радиослова. |