|
Я успел подумать, что посадка выйдет не из легких, а затем мы врезались в воду, и в кабине словно взорвалась бомба. Ремень безопасности лопнул, как паутинка, - чудовищная сила выбросила меня наружу через лобовое стекло. Когда я, задыхаясь, добрался до поверхности, наш гидросамолет погрузился уже метров на пятнадцать. Нет! Закричало все во мне. Нет! НЕТ! Я нырнул в гирлянду пузырей пара, рожденную раскаленным двигателем, туда, где смутно белел наш красавец Ворчун. Глубина сдавила уши, стонал умирающий самолет. Я оторвал искареженную дверцу кабины, отстегнул безвольное тело Лесли, ее золотистые волосы и белоснежная блузка колыхались, как в замедленном кино, и начал подниматься с ней к поверхности, туманно мерцавшей высоко над нами. Она мертва. Нет, нет, нет. Я хочу умереть, утонуть, остаться здесь навсегда! В душе боролись отчаяние и самообман: а вдруг она еще жива? Вдруг ее еще можно спасти? Она мертва. Я должен попытаться ее спасти! Один шанс из тысячи. Я снова наверху, но сил уже не осталось. - Дорогая, все в порядке, - задыхаясь, бормочу я. - Сейчас все будет хорошо... Мимо, едва не зацепив, на полной скорости проносится катер и накрывает нас пенистой волной. С него, обвязавшись веревкой, прыгает спасатель... Это был вовсе не сон. Гранит леденил мне щеку. Здесь я был уже не призраком и не безучастным зрителем, а единственным актером в этой драме. На этом склоне множество цветов, посаженных ее рукой. Я лежу на ее могиле, и слезы льются из моих глаз на надгробье. А на нем начертано только одно слово: Лесли. Дует осенний ветер, я его не чувствую. Я снова дома в своем родном времени, но мне на это наплевать. Вот уже три месяца, как я остался совершенно один в этом мире, не в силах выйти из оцепенения. Казалось, на меня обрушился огромный театральный занавес, придавил своей тяжестью, и я задыхаюсь от горечи невосполнимой утраты. Мне раньше и в голову не приходило, сколько надо мужества, чтобы, схоронив свою жену, остаться жить на этом свете. Моего мужества на это не хватило. И существую я только потому, что обещал это Лесли. Сколоко раз мы строили планы: мы умрем вместе, что бы ни случилось, мы умрем вместе. "Но если все же", - сказала она, - я умру первой, ты должен жить! Обещай мне!" - Хорошо, если ты тоже пообещаешь... - Нет! Если умрешь ты, мне незачем жить. Я хочу быть с тобой. - Лесли, это не честно! Я дам тебе такое обещание. Может быть, это случиться, чтобы мы смогли силой своей любви победить смерть и доказать, что на этом жизнь наша не кончается. Но ты должна мне обещать то же самое. - Нет, Ричард, если ты умрешь... Мы долго спорили, не желая даже мысленно смириться с возможностью разлуки, но в конце концов, обессилев, дали друг другу клятву, что самоубийства не будет. Теперь я об этом сильно пожалел. В душе я чувствовал, что умру первым. И знал, что, подобно вольному оленю, ради нее смогу перемахнуть через ограду, отделяющую тот мир от этого. Но из этого мира в тот... Я лежал на траве у застывшего надгробья. Какой же я дурак, что дал ей эту клятву! Будь по-твоему, Лесли. Но теперь я оставил всякую осторожность, мне больше нечего было терять. По ночам я гонял на ее стареньком "Торрансе" по узким улочкам городка, словно боролся за кубок мира в авторалли. Я швырялся деньгами. За сто тысяч купил себе спортивный самолет "Хонда Старфлеш" - в его почти невесомом фюзеляже пряталось семьсот лошадиных сил. Сто тысяч - чтобы по субботам участвовать в воздушных аттракционах на радость местным любителям авиаспорта. |
